Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации

Один из самых известных рассказов-респонсов рабби Меира из Люблина (1558–1616), известного под именем Махарам, иллюстрирует ежедневные опасности, которым подвергался человек, в данном случае «неудачливый, больной, испытывавший трудности, страдавший от эпилепсии», живший с множеством детей в нееврейской деревне, будучи там единственным евреем:

Это случилось в то время, когда на Волыни происходили волнения, вызванные вторжением татар. В тот момент по велению генерала и его офицеров каждый человек должен был быть готов со своим оружием принять участие в битве и бороться с мародерами. Однажды случилось, что этот человек пристреливал свое ружье, как это обычно делают мушкетеры. Он стрелял через окно своего дома в мишень, прикрепленную к забору во дворе. Но тут с улицы во двор вошел человек и захотел войти в дом, подошел к месту этой стрельбы и, по несчастью, был убит, хотя его не видели и, уж конечно, в него не целились. Ибо стрелявший никогда не видел этого несчастного, как выяснилось впоследствии благодаря показаниям свидетелей на суде. Свидетели показали, что нееврей-офицер, командовавший евреем-мушкетером и отвечавший еще за десять человек, стоял снаружи, чтобы не пропускать никого во двор. Действительно, он поступил так, потому что кричал входившему во двор и предупреждал его, что выяснилось на суде. Теперь этот мушкетер пришел ко мне, горько плача и рыдая от всей души, и хотел принять любое наказание за несчастье, происшедшее по его вине[198].

У Меира из Люблина была репутация снисходительного человека. Что это значило в 1600 году, ясно из наказания, наложенного им на больного просителя, эпилептика, признанного гражданским судом невиновным. Сегодня невольному убийце, вероятно, предложили бы проконсультироваться у юриста. Рабби Меир предписал, вдобавок к аскезам – в течение целого года поститься три дня в неделю, не употреблять алкоголя и праздничной еды, забыть о подушках и о чистой одежде – следующее:

Сначала явиться в святую общину Острога и лечь на пороге синагоги, когда все уйдут, а потом подвергнуться бичеванию и покаяться в своих грехах. Затем пойти в святую общину Винницы, затем в Заславль, затем в Острополь, потом в Синяву и в конце в святую общину Константинова и поступить там так, как сказано выше.

Разумеется, польские власти не могли для защиты своей территории полагаться только на стрелков-любителей. Они должны были обеспечить себе настоящую защиту. Но у них не было ни людей, ни опыта для сражений в степи. Поэтому, совершая классическую ошибку, от которой их могло бы предостеречь хотя бы короткое знакомство с отношениями римлян с германскими племенами, они прибегли к помощи тех, кого считали естественными врагами турок, – группы людей со стороны, живших как в пределах, так и вне литовской границы.

Казаки, полукочевые самоуправлявшиеся военные общины, вначале состоявшие из беглых крестьян, грабителей и торговцев, селившихся на берегах Днепра за порогами, в Запорожье, давно конкурировали с татарскими ордами за контроль над пастбищами. С начала XVI века польские короли организовали запорожских казаков в «реестровые» военные отряды для защиты границ королевства. В XVII веке казачьи полки сражались в континентальных войнах под польскими знаменами. Но казаки были православными, а поляки – католиками. Поляки считали себя господами, а казаки считали себя свободными. Напряженные отношения между ними были очевидны.