Идиставизо

Моня не понял, но на всякий случай кивнул. Потом подумал немного и спросил:

— А паспорт когда дадут?

Иван Христофорович приблизился к Моне вплотную и злобно прошипел ему на ухо:

— Глупости болтать не надо. Не надо болтать глупости. В Италию сейчас с паспортом не ездят! Не то время… Идите, короче… Собирайтесь.

Далее в Монином сне наступил некоторый провал. Вполне понятный, впрочем, поскольку переход государственной границы СССР в аэропорту Шереметьево-2 не только без визы, но и вовсе без заграничного паспорта есть нечто само по себе столь невероятное, что не может привидеться ни при каких обстоятельствах.

В салоне первого класса Моня дымил «Беломором» в полном одиночестве. Увивавшаяся вокруг него стюардесса неодобрительно шевелила ноздрями, а потом, вытащив возок с товарами беспошлинной торговли, стала настойчиво советовать ему приобрести что-нибудь, особо упирая на исключительную дешевизну сигарет «Мальборо». Моня, не обнаруживший в конверте Ивана Христофоровича никаких признаков иностранной валюты, гордо отказывался, ссылаясь на многолетнюю привычку к отечественным папиросам.

Уже наполовину отравленная клубами папиросного дыма стюардесса извлекла откуда-то непочатую пачку «Мальборо», положила ее перед Моней и сдавленно проговорила:

— Это вам… Подарок… От «Аэрофлота»…

Моня с готовностью ткнул в пепельницу чадящую папиросу, отодрал целлофановую обертку, затянулся с любопытством, выпустил дым через ноздри и понял, что теперь он знает, чем пахнет Запад. Запад пахнет американскими сигаретами. И еще Моня понял, что «Беломор» нравится ему намного больше.

Он сразу угадал встречавшего его в Риме человека. Тот стоял прямо перед паспортным контролем, широко расставив ноги в испачканных кирпичной пылью кирзовых сапогах. Толпы прилетевших пассажиров с опаской обтекали человека. На голове у него был ржавый металлический шлем времен первых кондотьеров, плечи закрывала темно-зеленая плащ-палатка, из-под которой торчала рукоять меча, а на шее висел автомат Калашникова. Второй такой же автомат выпирал всеми своими частями из полиэтиленового пакета с символикой Московской Олимпиады.

— Вы с паспортом? — спросил встречающий, безошибочно выделив Моню из потока пассажиров.

— Без, — лаконично ответил Моня, с любопытством озираясь по сторонам. — И технического задания тоже нет.

Человек удовлетворенно кивнул и протянул Моне пакет с автоматом:

— Держите. И пошли быстро за мной. У нас поезд через полтора часа.

Он вывел Моню на площадь через лабиринт дверей, усадил на заднее сиденье джипа, отстегнул и бросил рядом меч, присоединил к нему автомат и молча погнал машину. За всю дорогу он не произнес ни единого слова, только однажды, когда Моня начал из любопытства щелкать на автомате каким-то рычажком, злобно выматерился, перегнулся через спинку сиденья, изъял оба автомата и переложил их себе под бок.

Моня был переполнен вопросами, но задавать их не решался. Уж больно неприветливым показался ему этот… — кстати, кто он? Представитель посольства? В конце концов, доставит же он его куда-нибудь в привычную научную среду. Там можно будет и начать спрашивать.

Но он получил все ответы, когда устроился с человеком в плащ-палатке в вагоне второго класса и поезд начал набирать скорость, двигаясь, если судить по солнцу, куда-то на север. Буфетчик прокатил по вагону тележку с едой и напитками, проскочил было мимо Мони и его спутника, потом, спохватившись, вернулся и восторженно закричал что-то по-итальянски, выкатывая глаза и оживленно жестикулируя. Через минуту их окружила толпа. Седые женщины в черных платьях, молодые красотки с распущенными волосами и в коротких юбках, вполне солидные мужчины с сигарами в зубах — все они толклись вокруг Мони, протягивая через головы пакеты с едой, пачки сигарет, какие-то свертки и бутылки с темно-красным вином. В вагоне стоял невыносимый гвалт.

Этот сумасшедший дом закончился, когда Монин сопровождающий встал, решительно взметнул над головой оба автомата и заорал что-то по-итальянски. Речь его продолжалась минуты три, в течение которых Моня, вдавившись в жесткую спинку сиденья, с интересом изучал обступившую их толпу. Такое количество иностранцев он видел впервые. Все они, приоткрыв рты, чуть ли не молитвенно слушали Мониного спутника. У женщин на глазах выступили слезы. Когда сопровождающий делал короткую паузу, чтобы перевести дух, мужчины молча поднимали сжатые в кулаки правые руки, что напоминало Моне виденное когда-то в кино приветствие «Рот фронт».

Когда сопровождающий закончил речь, толпа разразилась громовым «ура» и тут же рассосалась. Но перед этим Моне досталось благословение от священника в круглой шляпе, а его спутнику — жаркий поцелуй от накрашенной блондинки в маечке на бретельках. И еще на коленях у Мони оказался невесть откуда взявшийся радиоприемник «Спидола» с выдвинутой никелированной антенной.

Моня покрутил в руках приемник, поставил его рядом с собой и боязливо покосился на сопровождающего, который тщательно вытирал со щеки пунцовую помаду грязной тряпкой, похожей на портянку.