Идолопоклонница

Женя все ждала и ждала, но потихоньку начала впадать в отчаянье. Она знала, что ее счастье — вот оно, на стене: протяни руку, погладь. Она-то очень хорошо знала свое счастье в лицо, и по голосу узнала бы среди ночи, среди гвалта тысяч голосов. Но ведь мало знать ей одной, ведь и Дима должен знать то же, что и она!

Тупик. Абсолютный и совершеннейший, безвыходный и безысходный. Тупик. Безнадега…

Женя снова и снова вглядывалась в портрет любимого. И укоряла, и просила, и умоляла. Иногда срывалась на крик:

— Ну когда же ты позвонишь?! Я не могу все делать сама, ты пойми! Я не могу пробиться к тебе, Дима! Ты должен мне помочь!

В другой раз просто тихо плакала. Даже казалось, что слезы должны подействовать на него гораздо сильнее, чем крик и уговоры. Но и слезы не помогали.

— И что нам с тобой, Димочка, делать? — спросила Женя обреченно, привычно погладив щеку нарисованного Городинского тыльной стороной ладони. — Ты даже не догадываешься о моем существовании, а потому не ищешь меня. Как, ну как мне тебе объяснить, что мы созданы друг для друга?! Ты ошибся, Димочка, ах, как ты ошибся! Неужели ты не понимаешь, что твоя Петракова никогда не сможет любить тебя так, как я? И я никогда в жизни не поверю, что ты ее любишь. Это ведь обыкновенный рекламный трюк, да? Затянувшийся трюк… Ты ведь не можешь ее любить, правда? Ты никого не можешь любить, кроме меня. Но ты меня еще не знаешь. Когда мы встретимся, ты сразу поймешь, что я — это я. И тогда… Тогда у нас с тобой все будет замечательно, правда? Вот только как, как мне объяснить тебе, что я есть, что я жду тебя?! Как, Димуля?!! Я ведь уже два года намекаю тебе о себе. Или три? Я уже сама не помню, милый. Я сбилась со счету, я так устала… Я ведь уже всё перепробовала. И на глаза тебе попадалась — но ты ничего не видишь, ты так и не увидел меня, Димочка! Я писала тебе записки, подсовывала их в букеты. Но они, наверное, теряются по дороге к тебе. Может быть, цветы забирают твои помощники? А может, мои записки попали к Алине? Или же поклонницы просто забросали тебя записками, и потому ты в общем потоке не заметил моих, не обратил на них внимания? Наверное, ты решил, что я — одна из миллионов твоих поклонниц. Но как же мне объяснить тебе, что я не обыкновенная поклонница, Димочка? Мы ведь родились с тобой в один день, мы предназначены друг для друга! Когда же ты поймешь, что должен найти меня, Димочка?! Как мне помочь тебе? Как подсказать?!

Излив душу, Женя надолго замолкла, пристально вглядываясь в изображение Городинского.

— Я ведь не ошиблась в тебе, правда, Димочка? — неуверенно спросила она. — Ты ведь не такой, как все? Ты — особенный. Эти глаза… Никогда не поверю, что они умеют лгать! Только ты, ты один не предашь, правда? Мы должны быть вместе, Димочка. Обязательно должны. Обещаю тебе — я сделаю для этого всё. Я кое-что придумала. Только очень тебя прошу — не подумай обо мне плохо, ладно? Я не шлюха, Димочка, я просто в отчаянии. Пусть это и не совсем красиво, но это единственный шанс дать тебе понять, что я есть, что ради тебя я готова на все. Обещай мне, Димуля, ты ведь не подумаешь, что я шлюха, правда? Ты ведь обязательно поймешь, что я не такая, да?

Женя решительно отошла от портрета, остановилась посреди комнаты и задумалась на короткое мгновение, вспоминая, где же следует искать то, что ей нужно. Принесла из кухни табуретку, подставила к мебельной стенке. Вытащила из верхнего отделения толстый фотоальбом. Спускаясь вниз, чуть не выронила его от тяжести. Несколько фотографий все же упали на пол, хаотично рассыпавшись на ковре.

Устроившись на диване, Женя перебирала старые снимки, отбраковывая один за другим. Наконец нашла то, что искала — да, вот эта фотография подойдет как нельзя лучше. Правда, ей уже года три, но вряд ли с тех пор Женя слишком сильно изменилась. Это фото сделала мама, когда приезжала в прошлый раз. На юг они тогда не поехали — дорога из Петропавловска в Москву и обратно и без того стоила весьма недешево, да и Ираиде Алексеевне было куда интереснее повидаться с московскими подругами, нежели вместе с дочерью две недели жариться под южным солнцем. После сурового камчатского климата ей и московское лето показалось достаточно жарким.

— Да, Димуля, — уверенно сказала Женя. — Вот эта фотография должна тебе понравиться. А я постараюсь сделать так, чтобы она понравилась тебе еще больше.