Жара стала невыносимой. Асфальт накалился так, что было удивительно, как это автомобили не прилипают к нему шинами. Туристы пили пиво и пепси, глазея на витрины магазинов. Не снимая пиджаков, почтенные эфенди курили сигареты и высокомерно поглядывали на приезжих, храня в уме какую-то старую янычарскую тайну.
Голый по пояс, в белой панаме, изнывая от солнца, Потап все еще сидел на базаре и лениво отмахивался от мух и пожилого турка. Эфенди стоял над ним уже целую вечность и гнусавым голосом предлагал двадцать бин за сушилку-кипятильник. Продавец настаивал на двадцати пяти.
Но вот рядом с башмаками турка остановились чьи-то голые волосатые ноги в сандалиях, и вежливый голос спросил:
— Почем ваши сушилки, товарищ?
— Ирми бэш.
— Ирми бэш? А это сколько?
— Сколько, сколько! Сколько надо, — угрюмо ответил Потап, неожиданно обнаружив, что не может перевести "ирми бэш" на русский.
Он полез в словарь, чтобы вспомнить родной язык, но незнакомец задал уже другой вопрос:
— А вы не знаете, кипятильники здесь спросом пользуются?
— Еще бы! С руками отрывают…
Потап хотел высказать еще несколько замечаний, но вдруг осекся. Голос соотечественника сразу показался ему подозрительно знакомым, но теперь он его узнал. Экс-председатель поднял глаза — перед ним, в шортах, майке и красной бейсболке, стоял Христофор Ильич Харчиков собственной персоной. Он озабоченно оглядывался по сторонам и еще не ведал, какая встреча его ожидает. Потап быстро надвинул панаму на самые брови, оставляя в поле зрения только коричневые сандалии. Упитанные ножки Христофора Ильича засеменили в обратном направлении и вскоре затерялись среди множества других разнообразных ног.
Вскоре, отдав сушилки по сходной цене, Мамай отправился на поиски красной кепки.
Харчиков обнаружился в конце торгового ряда.
Затесавшись между двумя продавцами сигарет, он сидел на раскладном стульчике и грустно взирал на свой товар. Судя по его кислой мине, торговля шла вяло.
Потап мельком оценил предлагаемый соратником ассортимент, с удивлением опознал похищенный со стройки линолеум и, придав голосу строгость, спросил:
— Родину распродаешь?
— Товарищ… Мамай… — оторопел Христофор Ильич.
— Никаких фамилий, — процедил Потап, довольный произведенным эффектом. — Не забывайте, что мы находимся на вражеской территории.
— Понимаю.
— Вы что здесь вообще делаете?
— Так ведь… — молвил Харчиков в полном замешательстве, — подрываю ихнюю экономику. А вы?
— По заданию центра.
— Ну и как?