Идолы

Фортис и Биби стоят прямо за спиной Ро.

Я перевожу взгляд с Изумрудного Будды на другие фигурки, выстроившиеся в ряд.

И когда мы сидим вот так, скрестив ноги, в плывущем дыму благовоний, среди мигающих огоньков свечей, окруженные густым ароматом жасмина, и лотоса, и роз, я вдруг испытываю чувство семьи, которого не испытывала с тех пор, как покинула миссию. И некий особый покой, какого, возможно, никогда не ощущала прежде.

И пожалуй, впервые в моей жизни, хотя в этом я не уверена, мне кажется, что я начинаю молиться.

Падре, мой падре!

Помоги мне.

Ты говорил, я способна на великие дела. Теперь я в это верю. Я верю, что ты был прав.

Я особенная. Теперь я это знаю.

Большинство людей не пытаются выгнать чужую расу из своего родного мира.

Большинство людей не созданы для таких храбрых поступков. Для удивительных вещей. Для вещей, которые никто в здравом уме совершать не захотел бы, даже я сама.

Но я знаю, что должна.

Чудеса, так бы ты это назвал. Ты ведь именно чудес ожидаешь. Они ожидают.

Верь, говорил ты.

Почему я должна?

Зачем? Почему?

Верь, говорил ты.

Почему я должна верить?

Во что? В кого?

Мне бы хотелось быть тобой, падре. Отчаянно. Я хочу верить, как ты. Я не желаю этих сомнений.

Я хочу заснуть ночью и… чтобы никто не гадал, проснусь ли я снова.

Я хочу все знать, не сомневаясь. Верить, что истины существуют. А жизнь длинна. А люди добры.

И что любовь — это жизнь, бессмертная и бесконечная. И что она всегда, всегда права.

Так помоги же мне. Помоги мне сделать то, что мне необходимо сделать, чтобы я могла быть той, кем мне необходимо быть.

Тем, что я есть.

Сестрой.

Старшей сестрой.

А потом мой ум пустеет, и я не могу думать ни о чем, кроме того момента, в котором существую, потому что вокруг меня ритмично напевают монахи, тлеют благовония, а огоньки свечей на алтаре начинают отражаться в нефритовых фигурках.

И маленькие нефритовые существа одно за другим принимаются вибрировать, дрожать на золотом полу святилища под ними.

И одно за другим лица моих друзей омываются светом. Сначала Тима, потом Лукас, а потом даже Фортис и Биби.

И наконец свет заливает меня.

Деревенские начинают что-то бормотать и молиться, пятясь.

У меня перехватывает дыхание, когда огни свечек вырастают, отражаясь друг в друге. Свет разливается среди нефрита, между нами, и наконец сияющая паутина огненных линий соединяет и фигурки, и людей в храме почти с лазерной точностью.

Я чувствую себя так, словно наблюдаю за восходом солнца.

И тогда это происходит.

Она появляется.

Прекрасное дитя, девочка с кожей цвета влажного песка, с волосами цвета свежего снега. Она выходит из-за огромного зеленого стеклянного Будды.

Это она.

Это та самая нефритовая девочка.

Я слышу, как Тима судорожно втягивает воздух, ощущаю, как каменеет Лукас рядом со мной. Ро с трудом поднимается на ноги. Биби и Фортис ерзают по полу за моей спиной.

Вот и она. А они все равно не могут поверить. Ее даровал нам Будда.

— Старшая сестра, — произносит девочка. — Ты пришла. Я ждала тебя.

— Знаю, сестренка, — просто говорю я, потому что это правда. — Я пыталась найти тебя все это время. Это было нелегко. — Я умолкаю, почти боясь задать ей вопрос. — Кто ты такая?

Она улыбается, касаясь своей груди.

— Воробей. Я Воробей.

— Воробей?

— Так меня зовут. — Она старается найти нужные слова, хмурит лобик под белыми волосами. — Но это больше. Это то, что я есть.

— А я Долория. Дол.

Я опускаюсь перед ней на колени. Она такая хрупкая, она стоит, словно в центре леса, посреди древних нефритов. Она похожа на мотылька, думаю я. На бабочку.

Птенец, думаю я. Тот самый, из моих снов.

Это больше, чем просто мое имя. Это то, что я есть.

— Покажи мне, — прошу я. — Покажи мне, что ты есть.

Воробей окидывает меня долгим взглядом. Потом поднимает руку к небу.

Покажу, Дол.