Конечно, всему виной была не жара, не холод и не люди вокруг, хотя Элиот и делал вид, что это не так. Проблема была в том, что теперь он не мог сбежать – он сам решился на всё это, сам захотел остаться наедине с Сиири, и наконец получил это. Только с ними в Россию вылетел и третий пассажир, который занимал всё больше место между ними – страх. Жуткий, всепоглощающий, появлявшийся внезапно, в самые неудобные для этого минуты – когда Сиири осторожно касалась Элиота, ненавязчиво прижималась к нему, как это бывает между друзьями, или восхищённо рассказывала о чём-то человеческом, что происходило с ней впервые. Эти мгновения становились одновременно самыми сладкими и самыми мучительными, и бог разума сам не знал, какое чувство сильнее.
Она опустила голову на его плечо и уснула, когда они подлетали к Москве.
Она взяла его за руку, когда они ехали по трассе к месту назначения.
Она не боялась прикасаться к нему, делала это так естественно, как будто дышала. Он же…
– Чем дальше всё это заходит, тем больше я сомневаюсь в том, что ты правильно понимаешь слово «отпуск», – пробормотала Сиири.
Элиот мгновенно пришёл в себя и оглянулся по сторонам. Они стояли возле широкой арки, по обе стороны от которой тянулся высокий железный забор серо-голубого оттенка – несколько слоёв краски давно облупилось и осыпалось на землю. За забором проглядывалось небольшое двухэтажное здание, ряд высоких деревьев и дорога, уходящая в обе стороны.
– Цветами пахнет, – тихо сказала Сиири. – Может, всё и не так плохо.
Элиот вздохнул полной грудью.
– И правда, – пробормотал он. – Я и сам не заметил.
А ещё за всё это время он не заметил, что понятия не имеет, что будет делать, когда приедет сюда…
Повеяло приятной, до боли знакомой прохладой, в следующее мгновение рядом появилась Вероника. Она выглядела уставшей, и Элиот прищурился, желая без слов сказать ей, чтобы она не подавала вид, что без Сиири наверху тяжело, но богиня войны, кажется, ничего не заметила.
– Рада, что вы добрались хорошо, – Вероника устало улыбнулась. – Пойдёмте, не стесняйтесь. Я пойду в администрацию, договорюсь, а вы пока осмотритесь…
С каждым новым шагом Элиот укреплялся в мысли, что всё это – плохая идея. Он увидел теперь старую, заросшую травой детскую площадку с парой покосившихся турников и качелями, какое-то здание, напоминавшее очень маленький одноэтажный торговый центр, небольшие домики, стоявшие в один ряд вдоль дороги. Конечно, слева ещё открывался потрясающий вид на дикий пляж и широкую реку, каких он никогда не видел ни в Европе, ни в Новой Зеландии, но Элиот предпочёл её не замечать. Казалось, что само время остановилось здесь, покрылось пылью, и тревожить его сон не стоило – кто знает, что найдётся…
– Кажется, я понимаю, почему ты выбрал такое место, – еле слышно сказала Сиири. – Где-то в таком месте могло пройти твоё детство, да? Или юность. Если бы не всё это…
Элиот хотел было что-то сказать, но увидел восхищённый взгляд Сиири и счёл за лучшее заткнуться. Богиня войны пару мгновений смотрела на него, затем нерешительно, даже слишком осторожно взяла его за руку и коснулась ею своей щеки.
– Знаешь, я неожиданно поняла, что ничего не знаю о твоём прошлом или о том прошлом, которого у тебя не было. Или… – она смутилась. – Не совсем понимаю, как это объяснить. То есть… в общем, я ничего не знаю о твоей настоящей родине, о твоих духах, или там… о чём-то личном. Я знаю только идеально Элиота Кэмпбелла, лучшего студента, лучшего работника на любом месте, куда его не поставь. Но не человека.
– Я…
Элиот ощутил, как ему снова стало жарко, несмотря на то, что дух холодный ветер. Сиири была совсем близко, такая красивая, такая смущённая, и он не выдержал – придвинулся ближе, прижал её к себе, чуть наклонился. Сиири как будто поняла, что он собирается сделать, и закрыла глаза. И, казалось, на этот раз уже ничего не сможет помешать, но в последний миг Сиири отстранилась, красная, как помидор. Элиот уже открыл рот, чтобы спросить, что случилось, но уже через мгновение понял сам, когда божественное чутьё ощутило приближение другой богини. Дар разума уловил обрывок мысли – Веронике было безумно неудобно от того, что она подошла так невовремя, но момент уже был упущен.