Идти полным ветром

Секретарь адмиралтейства Рихард Шредер за эти недели исписал столько гусиных перьев, что у него вышел весь их годовой запас. Без конца вносил он в протоколы одно требование за другим, переписывал решения заседаний то одной коллегии адмиралтейства, то другой. Как-то раз, например, в адмиралтейство явились выборные от судовладельцев и напрямик заявили, что если адмиралтейство и совет не позаботятся наконец о постройке хотя бы двух военных фрегатов, то все судовладельцы вместе с их флотилиями отправятся в Нидерланды, под защиту голландского флага, а гамбургские купцы пусть грузят свой товар хоть на плоты.

В зале заседаний старейшин гильдии капитанов и шкиперов теперь почти не слышно было голосов Томаса Утенхольта и Карстена Хольстен. Зато Алерт Хильдебрандсен Грот не упускал случая выступить с требованием организации надежного конвоя, повторяя те же доводы, которые в свое время приводил Берент Карфангер.

Все же Томас Утенхольт попытался ещё раз взять бразды правления в свои руки и натравить гамбургских капитанов на их коллег голландского происхождения. Карстен Хольстен только этого и ждал: он тут же напустился на голландцев вообще, обвиняя их во всех смертных грехах.

Его разглагольствования прервал вопросом Алерт Грот:

— Если кое-кто из шкиперов и судовладельцев так кичится своим гамбургским происхождением, что его мутит от всего голландского, то почему же эти самые шкиперы и судовладельцы носятся с мыслью перебраться не куда-нибудь, а в столь ненавистные им Нидерланды? Все это черным по белому записано в протоколах заседаний коллегий адмиралтейства. Где же ваш хваленый гамбургский патриотизм?

— Не забывайте, что вы служите у меня капитаном и что я — ваш хозяин, — прошипел Томас Утенхольт.

— Истинно так, господин Утенхольт, — хладнокровно парировал Алерт Грот, — вы — судовладелец, а я — капитан у вас на службе, однако здесь, в этих стенах, я такой же старейшина гильдии, как и вы — и баста!

Томас Утенхольт в бешенстве вскочил, схватил свою шляпу и трость с тяжелым серебряным набалдашником и, не попрощавшись, выбежал вон, изо всех сил хлопнув дверью. В наступившей гробовой тишине следом за ним, втянув голову в плечи и стараясь ступать как можно тише, выскользнул Карстен Хольстен, и едва лишь за ним неслышно закрылась дверь, как тишина взорвалась оглушительным хохотом собравшихся.

Дверь вновь открылась, и на пороге появился хозяин пивной. Наклонившись к сидевшему ближе всех к двери, он что-то шепнул. И хохот вдруг стал стихать так же внезапно, как разразился, по мере того как сидевшие за столом передавали друг другу услышанные страшные слова:

— В городе чума!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Сильный встречный ветер встал на пути «Мерсвина» и «Дельфина», когда корабли вошли в Ла-Манш. Казалось, что все духи ветров ополчились против Карфангера, не желая выпустить его в Атлантику. Неделя за неделей проходили в изматывающей борьбе со стихией, в бесконечном лавировании. В конце концов Карфангеру пришлось идти в Фалмут, чтобы пополнить запасы провианта и воды. Но даже тогда, когда за кормой остался мыс Лизард и корабли вышли наконец в океан, он встретил их тоже не слишком приветливо. Все это провело к тому, что Карфангер прибыл в Новый Амстердам чуть ли не на месяц позже намеченного срока. Да и там пришлось ещё задержаться: ураганные ветры и крутые волны северной Атлантики изрядно потрепали «Дельфин» и «Мерсвин», надо было позаботиться о ремонте, прежде чем пускаться в дальний путь к острову Кюрасао в Карибском море. Петер Эркенс управился бы с ремонтом за пару дней, но он остался в Бранденбурге, а его преемник Хайнрих Дрооп, доселе никогда ещё не служивший старшим корабельным плотником, не умел руководить людьми. Сам же он оказался хорошим мастером, и Карфангер ни разу не пожалел, наняв его. Он был уверен, что со временем молодой плотник научится и командовать. Насчет потерянного времени гамбургский капитан тоже не особо огорчался, надеясь все же получить почту из Гамбурга.

Но надеждам его не суждено было сбыться. Прошло ещё несколько дней бесплодного ожидания, и он приказал поднимать паруса и брать курс на Бермудские острова, чтобы, пройдя проливом Мона между Гаити и Пуэрто-Рико, выйти в Карибское море.

Несколько недель корабли довольно медленно продвигались на юг; ветер дул вяло, словно нехотя, лишь изредка сменяясь сверим бризом. Карфангеру не терпелось поскорее вернуться в Новый Амстердам, и он приказал в светлое время суток поднимать все паруса.