Иду на перехват

В кино Юрка сидел рядом с девушкой. Как только погас свет, он что-то шепнул ей. Девушка засмеялась. Потом они шушукались почти весь сеанс. Когда кино кончилось, Юрка протянул мне руку:

— До завтра. Думаю, ты один не заблудишься.

На его лице самодовольство: еще бы, так легко добился расположения симпатичной смуглянки. Но я знал, это ненадолго, такова Юркина натура, постоянства он не признает.

Люди из зала выходили веселые и беззаботные. А мне почему-то вспомнились наши дневные полеты. Всего несколько часов назад мы играли со смертью. Сейчас смеемся, развлекаемся, влюбляемся. А что ждет нас завтра?

Я неохотно побрел в свое холостяцкое общежитие.

Дятлов

Я кружу в зоне, поджидая «противника». Воздух чист и крепок от мороза, на много километров вокруг видны убегающая к горизонту тайга, волнистые, как синие дюны, сопки; лишь самая высокая, Вулкан, островерхая, похожая на конус, выделяется среди них, как великан среди лилипутов. В хорошую погоду она служит нам маяком, но в плохую лучше быть от нее подальше. По названию сопки и наш военный городок именуют Вулканском.

На душе у меня легко и торжественно. Такое состояние я испытываю каждый раз, когда поднимаюсь ввысь. Нежная синь неба ласкает глаз и радует сердце, в голову лезут слова песни: «Небо, небо, небо…», будто их поет двигатель.

Небо. Как можно его не любить! Не зря про него поется в песнях, не зря его назвали пятым океаном. То синее и бездонное, без конца и края, то серое и непроглядное, затянутое облаками, то черное и безмолвное, усыпанное звездами. То тихое и ласковое, то гневное и беспощадное. Но я люблю его всяким.

Еще мальчишкой, лежа на песке или траве, я часами неотрывно наблюдал за тем, как чьи-то невидимые руки собирали на нем облака и строили из них белоснежные сказочные дворцы, к которым не поднимались даже птицы. И столько во всем было тогда для меня таинств и загадок!

Я хотел раскрыть эти таинства. Когда мне исполнилось восемнадцать, ни уговоры отца, ни слезы матери не поколебали моего решения поступить в летное училище. Четыре месяца назад я окончил его и вот уже нахожусь в боевом полку, учусь сложным полетам. Сегодня предстоит воздушный бой.

Моим «противником» будет Дятлов — старший лейтенант, командир нашего звена, низкорослый, широкоплечий, с гоголевским носом. Весь он будто вырублен из крепкого и сучковатого дерева: руки длинные с толстыми узловатыми пальцами, ноги короткие, как у медведя. Характер — твердый и невозмутимый. Мне предрекали у него в звене нелегкую жизнь, особенно после одной стычки…

Мы выполняли маршрутный полет. Дятлов шел впереди меня и ниже; я его не видел, но знал это из переговоров с командным пунктом. Внезапно под нами появились облака. Я за ориентировкой особенно не следил, надеясь на штурмана наведения: он приведет на аэродром. Но расчет командного пункта увлекся наведением другого перехватчика, предоставив меня самому себе. Правда, аэродром был где-то рядом, и я, чтобы не выдать своей оплошности и не отвлекать других от дела, решил пробить облака и визуально восстановить ориентировку — убедиться собственными глазами, где нахожусь.

Облака оказались не особенно толстыми. Я выскочил из них и увидел слева свой аэродром, а над головой у меня, под самой кромкой облаков, летел перехватчик. Это, несомненно, был Дятлов. Я обогнал его и отвернул вправо.

— Кто прошел подо мной? — раздался в наушниках строгий голос Дятлова. Я не ответил, ушел подальше, чтобы потеряться из поля зрения, а потом запросил разрешение на снижение. Мне дали «добро», и я как ни в чем не бывало стал строить заход на посадку. В небе помимо нас были другие самолеты, пусть попробует разобраться, кто прошел ниже.

Так думал я, но Дятлов был не из тех, кого можно легко провести.

Когда я вылез из самолета, он подошел ко мне, и мы вместе отправились в домик, где летчики ожидали своей очереди.

— Как слеталось? — спросил командир звена, пристально заглядывая в мои глаза. Я понял, что он догадывается, кто нарушил правила по безопасности полетов. Но доказательств у него никаких, а обвинить только по интуиции не рискнет: он из тех людей, которые зря слова не скажут. Будет думать об этом нарушении месяц, год, подозревать меня, но не упрекнет до тех пор, пока не появятся компрометирующие меня факты.

Я не торопился с ответом. А Дятлов уже думал об этом случае сосредоточенно, напряженно. Я решил освободить его от душевных мук.

— Это я пролетел под вами, — сказал я.

Дятлов не поднял головы.

— Я знал, — ответил он. — И думал, признаешься ты или нет.

— Только пусть останется это между нами, — попросил я его.

— Между нами? — Дятлов резко поднял голову и гневно сверкнул глазами. — А если бы ты в меня вмазал?..

На другой день командир эскадрильи майор Синицын дал мне такую взбучку, что я пожалел о своей откровенности. Майор устроил мне настоящие экзамены по штурманской подготовке, заставил решать задачи по самолетовождению, рисовать район полета. И я, конечно, пустил «пузыри», засыпался. Комэск дал пять дней на подготовку к повторному зачету.