Иду на «ты»

– Впереди нас ждет путь, полный невзгод и опасностей. За горизонтом лежат земли, которые я брошу к вашим ногам. Враг коварен, но слаб. Он будет разбит и разграблен нашим молниеносным броском. Очистим остров от инородцев!

Подводники перевели взгляды на провожающих, оцепенело застывших на пирсе.

– Запорю суку! Ремни из спины нарежу,– взвился Малюта.

– Следует поучиться,– раздался голос Киже, но, когда Скуратов обернулся, никого рядом не было.

– Прозит! – в гудящей толпе разлил Илья медовуху по стаканам приятелей.

– Не этот остров, камрады,– быстро поправился Батыр.– И только вам, людям чести, эта задача по силам. Неприятель будет разбит, и победа будет. Вы наследники тевтонских рыцарей. Будьте достойны славы ваших предков при Грюнвальде и Новгороде. Ура! С нами наши боги!

На пирсе пронесся вздох разочарования. Дело в том, что по ходу бековского выступления в толпе провожающих уже появились яростные спорщики, торопливо заключавшие экспресс-пари. Большинство полагало, что в конце речи Батыр непременно крикнет «зиг хайль». Немногочисленные оппоненты возражали, что, имея в тылу часть командного состава отряда во главе с Владимировым, Батыр – при всей своей первозданной дури – на это не решится.

– Курс – тудысь! – буднично, но несколько неопределенно подвел черту вышесказанному Батыр, вскидывая вперед руку.

Затем бек зачем-то постучал скрещенными пальцами по металлу рубки и полез в люк.

Кузнецов подошел к командиру субмарины, расстегнул планшетку и наугад ткнул пальцем в карту. Отто только кивнул и повернулся к своему экипажу.

– По местам стоять, с якоря сниматься! – разнеслась из люка над морем команда-заклинание Батыра.

В толпе на пирсе завязались ожесточенные локальные разборки: народ спорил, считать ли давешнее целеуказание Батыра нацистским приветствием, или нет.

– Тю, ну шо це за дурный хлопче,– крякнул Хохел, проспоривший Латыну полумесячный продпаек.

– Дурный-то дурный, однако… – усомнился было, но смолчал религиовед, торопливо благословляя отваливавшую от пирса лодку и переводя плотоядный взгляд на расставленные вдоль пирса и заваленные снедью столы.

Два часа спустя захмелевший командир отряда уже доедал на прощальном ужине последний кусок жареной свинины, когда неслышно подошедший со спины Малюта тихо шепнул ему на ухо: «Всех».

– Что «всех»? – подавился и закашлялся подполковник.

– Илья имел в виду всех: и экипаж, и десант,– уточнил Малюта, хлопая начальство по широкой спине.

* * *

Событийно Буян был островом неучтенным, фигурировавшим, однако, в фольклоре доброго десятка смежных реальностей. Открыл его в приснопамятные времена некий поморский рыбак Ивашко Дуйдоветру, который спьяну в небывалое даже для своих мест северное сияние вышел на хлипком баркасе поохотиться на моржей. Моржей Ивашко не добыл, но зато провалился в пространственно-временной колодец.

Как отважному рыбаку и охотнику удалось воротиться домой – это покрыто мраком. Ивашко, однако, вернулся и увиденное даже изложил на берестяной грамоте, которую год назад случайно обнаружили в монастырских подвалах Архангельска. Ничего путного из грамотки, впрочем, извлечь не удалось – излагал свои мысли Ивашко так же плохо, как и добывал моржей. Упоминал он, правда, Стеклянные рифы и дракона. Прилагался к грамотке еще и кусок странной кожи.

Прочим мореходам посчастливилось и того меньше. На остров натыкались раз десять, однако исследовать не решались. Ничего необычного в этом не было – слава о Буяне ходила дурная. Даже то, что он не был отмечен на картах и лоциях, никого особенно не удивляло. И не такое случалось в жизни с мореходами – народом смелым, тертым и бывалым. Дурная слава же была в том, что когда иной капитан корабля все-таки собирался высаживаться на остров, то, как правило, тут же бесследно исчезал.

И все эти галеры, ладьи, эсминцы, минные заградители и прочие посудины на всех парах, под всеми парусами и на всех веслах отваливали в сторону и ложились на курс подальше от острова. Худая слава и название острова закрепились за этим клочком суши накрепко.

Лет сорок назад Скуратов, всерьез заинтересовавшись островом, вызвал из Лукоморья на профилактическую беседу в родные подвалы Кощея, чье имя подозрительно часто фигурировало в связи с Буяном. После десятиминутного душевного разговора обе стороны достигли полного взаимопонимания. Малюта, аккуратно поддерживая Бессмертного под локти, вывел его на белый свет, где тот уважительно и подобострастно попрощался со Скуратовым и, прижимая к разбитому носу платок, торопливо ушел.

А Малюта с чистой совестью доложил начальству о полной и абсолютной непричастности Кощея к дурной славе Буяна. Злобный старик, оказывается, об острове не имел ни малейшего понятия, а версию о хранимой там своей смерти распространял исключительно для прополки рядов потенциальных киллеров из числа придурковатых соискателей богатырской славы.

* * *

– …Пакет! Пакет! Где этот чертов пакет? – причитал Батыр, шаря по карманам и за отворотами сапог.

– За пазухой посмотри,– меланхолично заметил Лева, продолжая внимательно изучать горизонт.