Иду на «ты»

Что американцы хотели найти в немногочисленных извилинах окончательно спятившего к концу войны Шикльгрубера, на какие общие с Адольфом вопросы искали там ответ, осталось неясно. Факт, что в конце концов исследователи плюнули и засунули вазу в спецхран.

Уже в начале XXI века на базе Центра имени Стивена Кинга был создан небольшой океанариум, в числе немногих сотрудников которого в рамках программы по обмену научными диссидентами трудился Сакэ-сан, аспирант из Японии.

Был Сакэ-сан трудоголиком, большим любителем бейсбола, американской демократии и императорского саке. Именно после очередной дозы теплой рисовой водки аспиранту и пришла идея попробовать имплантировать осьминогу что-нибудь инородное. Аспирант хотел понаблюдать за скоростью отторжения организмом головоногого чуждого тела. Как полагал Сакэ-сан, действовал он исключительно в интересах науки и прогресса человечества.

Досмотрев матч по бейсболу и добавив еще пару бутылочек, Сакэ-сан спустился в подвал в поисках подходящего предмета для имплантации. Отказавшись от коллекции куколок Барби и других не менее полезных вещей, Сакэ-сан, покачиваясь от волнения, остановился перед полкой, на которой под инвентарным номером 666 стояла миниатюрная китайская ваза изысканного черного фарфора.

Жизненное кредо «задумано – сделано» аспирант претворил в одиночестве, поскольку великий день пришелся на поздний вечер субботы.

В понедельник утром, проснувшись от своего протяжного стона в кабинете, Сакэ-сан удивленно обнаружил, что лежит под пристальным взглядом осьминога в окружении многочисленных бутылочек из-под сакэ, двух платиновых блондинок из пластика и латекса. Рядом валялись осколки восточной керамики и маленький колокольчик от донки, которым Сакэ-сан развлекал себя в минуты редкой ностальгии по Японии.

Осьминог на дне отдельного аквариума притаился среди камней и периодически менял окраску тела. Цветовая гамма менялась от красного до фиолетового, но видно было, что головоногому более всего приходятся по душе черные и коричневые цвета. В душе Сакэ-сана расцвела сакура. Душа горела и требовала общения. Сакэ-сан нашел полную бутылочку сакэ, с поклоном повесил блондинок в шкаф, еще вчера белый халат – на вешалку в прихожей и отправился в ближайший суши-бар. Прием морепродуктов растянулся еще на сутки.

Во вторник Сакэ-сам[30] появился в институте в числе первых. Он смутно помнил, что именно вшил в голову несчастного осьминога, но справедливо полагал, что при благоприятном исходе ему светит Нобелевская премия. Природная скромность потомственного самурая не позволяла ему рассчитывать на большее.

Дождаться лифта ему не хватило терпения. Перепрыгивая через ступеньку, распевая национальный гимн и размахивая бутылочкой сакэ, аспирант лихо взлетел на свой этаж. Сакэ-сан с удовольствием перепрыгивал бы сразу даже через две или три ступеньки, но ему мешали короткие ножки и степенность будущего лауреата.

Открыв дверь, аспирант замер. Первой мыслью было, что в отдельно взятом кабинете произошло землетрясение, аналогичное токийскому. Все, что могло быть сломано, разбито и разорвано, было разорвано, разбито и сломано. В помещении был представлен даже не образец, а эталон первозданного хаоса.

Уцелел только аквариум. Все камни со дна были собраны пирамидкой в одном месте у бокового стекла. Очевидно, обломком коралла, как рычагом, спрут своротил крышу своей стеклянной камеры. Щели между корпусом аквариума и прикрывающей его пластиковой панелью головоногому оказалось вполне достаточно, чтобы покинуть свою комфортабельную тюрьму.

На стеклянной стенке аквариума красовалась корявая свастика и надпись готическими буквами на немецком: «Я вернулся!» Полученный через месяц из ФБР лабораторный анализ краски показал, что неизвестный использовал чернила, которыми осьминоги отпугивают нападающих и маскируют отступление.

Сакэ-сан разминулся с беглецом ненамного. Свежий мокрый след вел через открытую дверь на террасу, окаймляющую корпус института по периметру, заворачивал за угол, где лежало тело замдиректора Центра по безопасности, и тянулся к пандусу.

Пандусом дальний конец здания практически упирался в линию прибоя, но между институтом и волнами была узкая полоса, шириной всего в пару десятков метров. Мокрый след тянулся в сторону океана и под лучами калифорнийского солнца высыхал прямо на глазах.

Делать харакири Сакэ-сан не стал. Вероятнее всего, у несчастного аспиранта случился приступ амнезии, и на время он забыл о своих великих предках, свято чтивших священный кодекс бусидо. Память потомка самурая была избирательна.

Развернувшись на каблуках, он рысью бросился в подвал, где начал торопливо рыться в документации в поисках сведений о содержимом вазы. Сакэ-сан торопился: ему по-прежнему светило многое, но уже далеко не премия.

К тому времени как он поднялся из подвала, на террасе у останков замдиректора уже собралась небольшая толпа – несмотря на День независимости, энтузиасты изучения морского мира тянулись в институт.