Иду над океаном

— Не шуми, мамка спит, работала много, поздно легла. Вот и спит.

— Не так. Ох, ты не умеешь… Ну вот, и завязала не так. Папка, завяжи, как мама…

— Ларка… Человек тебе помогает, а ты… — сказал Сашка из-за печки, где одевался.

— И ничего не я, ничего не я, — сразу тише сказала Лариска.

От нее пахло чем-то щемяще милым, знакомым. «Видимо, все дети пахнут одинаково», — подумала Нелька.

Поднялась Галка, заспанная, еще не пришедшая в себя. «Растет, — подумала Нелька, — ночь тяжелая у нее».

Через открытые двери Рита ревниво наблюдала за ней с кровати. Подавая на стол, Нелька перехватила ее взгляд и смутилась.

Ей показалось: Рита видит такое, чего она и сама еще не сознавала.

— Ты чего? — спросил Сашка, поднимая глаза над тарелкой, когда она осторожно опустилась на табуретку напротив него.

— Ничего…

Некоторое время он испытующе глядел на нее, потом его губы чуть тронула усмешка. Он поел, отодвинул посуду, выпил холодный, но крепкий чай, потом закурил, затянулся дважды и сказал:

— Пошел. Пора. Бывайте.

Он шагал, не оглядываясь, через двор, как всегда.

Потом он пошел по серой — солнце еще не взошло — дороге, и справа от него была темная, словно червленая, зелень неподвижных садов, а кое-где впереди него тоже уже шагали мужики в спецовках, майках и обязательно в тяжелых кирзовых сапогах. Он шел, помахивая правой рукой, и Нелька почувствовала, как хорошо, как добротно шагается ему по этой дороге.

Рита поднялась вскоре после ухода мужа. Бессонная ночь словно и следа не оставила на ее широком лице, удивительно холеном для сельской жительницы. Рита яростно взялась за дело. Сегодня в ней не было обычного добродушия и успокоенности. Она гордо несла широкие смоляные брови.

Она стирала прямо посередине хаты. На две положенные боком табуретки она поставила ванну. Принялась таскать из бочки воду ведрами. Нелька подхватилась помочь.

— Делай свое, — мягко, но настойчиво сказала Рита, пряча полыхающие глаза. — Вот полоскать на речку пойдем.

Нелька почувствовала себя неловко — за все это утро, за свои мысли и ощущения, словно ее уличили в запретном.

— Хорошо, — сказала она, — я буду работать.

— Это рисовать, что ли? — не сразу спросила Рита.

— Да.

Рита уже накладывала в ванну белье.

— Вы стираете в холодной воде?

— Я и в холодной выстираю — будь здоров. — В голосе Риты явно слышался вызов. Во всяком случае, в нем Нельке слышалась какая-то неизвестная ей до того сила.

— Но ведь это же трудно?

— Кому нибудь и трудно…

Рита помолчала, потом словно что-то приотпустило у нее в душе, и она сказала:

— Я думать буду… — И еще через целую минуту добавила: — Я иногда специально стираю, чтоб подумать…

Нелька готовила альбом, карандаши. И когда наконец была готова, когда внутренне собралась, села у окна. Риту она видела в три четверти. Та только полыхнула на нее глазами и ничего не сказала. Мыльная пена, казалось, кипела в ванне. От австрийки у Риты, пожалуй, осталась лишь посадка корпуса, чуть кряжистее, чем нужно, да то, что на шее, на которую упали коричневые завитки, не было желобка. А все остальное так и отдавало Днепром. И брови — широкие, смоляные, крыльями уходящие к самым вискам, и глаза с приподнятыми внешними уголками, и губы, чуть скорбные и чуть привядшие, плотно сомкнутые, и даже тень от темного пушка над верхней губой, — все было украинское. А особенно нос — небольшой, но тонко вырезанный, с крохотной горбинкой и ровными ноздрями.

Она работала не быстро, но была в ней, в движениях красивых раздольных рук с ямочками возле локтей какая-то особенная стремительная сноровка.

И с первым штрихом Нелька поняла: вот и началась ее вещь, а может, и большее, чем одна вещь.

— Ну, что ты там натворила? — сказала спустя час-полтора Рита, отирая руки о передник и придвигаясь так, чтобы увидеть рисунок.

— Смотри… — Нелька положила альбом на табуретку.

Рита разглядывала набросок, не нагибаясь. Потом сказала, дрогнули только брови:

— Ничего, можешь.

И пошла опять стирать.

О чем она думала, Рита? Может быть, о ночах своих с Сашкой, может, о детях, может, о ферме, где работала? А может быть, о земле?.. Дорого Нелька дала бы за то, чтобы знать это.

— Давай помогу, — неожиданно сказала Нелька. — Красиво у тебя получается.

Рита отозвалась не сразу:

— Нарожай с мое, научишься.

— Нет, Рита, так, как ты, — это другое.

— Что же? — насмешливо спросила Рита.

— Не знаю, — тихо сказала Нелька. Потом она спросила: — Когда полоскать?

— Обед сварю.

Нелька вышла из дома, постояла и побрела — сначала через двор, потом через дорогу, изъезженную и тракторами, и тележными колесами. Она перебралась через пересохшую канаву. И тут, прямо от дороги, начиналась тропинка через поле.

Оно, словно море, омывало деревню, вытянувшуюся одной улицей с легким изгибом. Только море это не несло прохлады. Жарко, запыленными колосьями, оно билось о темные изгороди садов и огородов, о темные бока сараев и амбаров. Нелька пошла по этому морю хлеба наискосок и сама не знала куда.