Идущая

Тшадоно ждал императрицу, стоя у окна: невысокий, начинающий полнеть пожилой человек, уже седой, но с яркими молодыми глазами. Императрица кивнула в ответ на приветственный поклон, села и жестом пригласила Тшадоно к тому же.

— Могу я задать вопрос? — в меру почтительно спросил он.

— Можете, — небрежно кивнула Реда. — Спросить всегда можно, это ответ не всегда можно получить.

Тшадоно вздохнул.

— Я всё-таки надеюсь на ответ, тем более, что вопрос не слишком дерзок. Я просто хотел узнать, что за беспорядки были сегодня в городе?

— Беспорядки! — фыркнула Реда. — Пара сотен горожан собралась на площади и робко сообщила, что есть хочется — теперь это называется "беспорядки"!

— И что вы сделали?

— Пообещала им хлеба и наказала зачинщиков, — пожала плечами Реда.

— Но почему было не начать раздачу хлеба ещё месяц назад, когда начались первые голодные смерти?

— Потому что тогда его не хватило бы до весны, а в таком случае действительно начались бы беспорядки. К тому же, до сих пор никто не просил.

— Вы прекрасно знаете, почему никто не просил! — сердито сказал Тшадоно. — Никто не хочет попасть вам под горячую руку! За что, во имя Хофо, вы засадили в тюрьму столько народу?

— Всего десяток тупых бездельников, — лениво сказала Реда. Она сидела, облокотившись на спинку кресла и затенив ресницами изумруд глаз. — Вы опять забываетесь, Мастер Тшадоно. Мне надоело напоминать вам, что я ни перед кем не намерена отчитываться. Лучше налейте нам немного вина.

Тшадоно встал и завозился с кубками на маленьком столике. (Для этого ему пришлось повернуться к императрице спиной, но правила этикета в Старой Империи писали люди практичные и осторожные: спиной к правителю поворачиваться можно, это у него за спиной нельзя стоять никому, кроме телохранителей) Возвращаясь к столу с кубками, он повернул голову вправо: Реда пристально смотрела на него. Впрочем, может быть, это только показалось — в следующее мгновение она уже со скучающим видом перевела взгляд к окну. Тем не менее, Тшадоно вздрогнул — едва заметно, но пряжка на его рукаве громко звякнула об один из кубков.

— Садитесь, — сказала Реда. — Расскажите лучше о поэзии, это я послушаю с куда большим удовольствием.

И Тшадоно рассказал. Он понимал и любил поэзию, кроме того, он её знал, и говорить на эту тему мог часами. И рассказывал он вдохновенно: если бы в этот момент из-под стола выполз огнедышащий дракон, Тшадоно ничего не заметил бы. Реда слушала внимательно, время от времени отправляя в рот какую-нибудь мелочь с блюда. К вину она не притронулась.

Вернись Тшадоно ненадолго с небес на землю, и ему нестерпимо захотелось бы забраться под стол, даже если бы огнедышащий дракон действительно там уже сидел: изумрудные глаза императрицы просвечивали ученого насквозь. Но он был слишком увлечен, и его взгляд приобрел осмысленное выражение только по завершении пламенного монолога.

С полминуты они молчали, а потом Реда вдруг заговорила безо всякой видимой связи.

— Вы ведь неглупый человек, Тшадоно. Вы, что я куда больше ценю, отличный поэт. Более того, вы один из тех редчайший людей, с кем мне приятно беседовать. Я даже закрывала глаза на ваши посиделки в доме на Жёлтой улице… Вы плохо владеете своим лицом. Ну разумеется, я знала, неужели я похожа на полную идиотку? Это было даже забавно: пятеро мальчишек и один старик так искренне надеются свергнуть жестокую тиранию… А седьмой внимательно всё слушает и раз в десять дней подробно докладывает. Я вполне могла позволить себе смотреть на это сквозь пальцы из уважения к вашему таланту. Но скажите, Кеила ради, ну на кой бес вам понадобилось меня травить? — она легонько постучала короткими ухоженными ногтями по хрусталю кубка.

Тшадоно на мгновение вскинул глаза на императрицу.

— Отравить? — глухо спросил он, но следующие слова звучали уже вполне обыденно:

— Какая странная мысль! Но это очень просто опровергнуть, я сам отопью из вашего кубка… Позвольте…

— Не позволю, — жёстко сказала Реда, жестом останавливая протянувшуюся руку. — Я хочу знать: зачем? Неужели, из-за вашего сына? Я думала, вы уже успокоились.

Тшадоно поднял глаза от нервно теребивших манжет пальцев.

— Мальчик ни в чем не был виноват перед Вашим Величеством. Он даже не знал о моей связи с подпольщиками. Он не заслуживал такой смерти! — его голос на мгновение дрогнул. — Но, как вы справедливо заметили, я действительно уже… успокоился.

— Так в чем же дело? — спросила Реда, глядя густое красное вино на свет.

— Скажу я, скажу, — сердито огрызнулся ученый. Помолчал. — Вы — лучшая моя ученица, хотя я не знаю, чем вы чувствуете поэзию, если у вас нет сердца! Одна только логика, холодная и равнодушная, как ваши глаза. Вы — чудовище! — почти выкрикнул он и зашелся в сухом кашле.