Идущая

— Как же! — хмыкнул Лузойи. — Ты, девчонка, ври, да не завирайся! "Знающий человек" ей сказал, ишь ты! А что ж он, знающий-то, не признал, что у Возродившейся души нет? И что ж, в такой случайности, Дракон призвал? Как это можно то, чего нет, призвать, га?

— А и не я вру вовсе, напрасно ты, дядька, ругаешься, — возразила Эйтахе. — Ну вот душа — она что? Она то, отчего человек ходит да дышит, да говорит. А у нечисти души нет, но они тоже говорят да ходят. А нечисть они потому, что вместо души у них дыхание нечистого, а не душа. Реда, она ведь живой-то выглядела? Стало быть, вместо души-то у неё было что ни на есть. Вот это-то самое Дракон и призвал, стало быть. А тело-то всё равно у человека должно быть, иначе-то что за польза такая от Возродившейся, если от неё один призрак только, а больше ничего-то и нет? Что с неё тогда — детей разве пугать? Значит, надо ей ещё тело найти. А коли предсказано, что она возродится, то Дракон и увидел в магическом зеркале, где она родилась да когда — ну да и подселил ведьмино это самое, что вместо души. Но это ж когда ещё было, верно? Порогов тому сорок назад, я чай. Сперва-то, пока ведьма росла только, ничего и не было, а уж после вовсю разгулялась. Вот слыхали, как девять Порогов тому в Кладойренке сразу четыре города за еретиков, за продвижников встали? Когда их едва белые уговорили аж совместно с коричневыми? И не нашли тогда-то виновника, а это ж ведьма и устроила; против истинной-то веры вставать — завсегда самое это ведьминское дело! Они, ведьмы-то, завсегда думают, как бы похуже напакостить! За то их Вечные и карают: ничего у ведьмы путного не выйдет, и молоко скиснет, и цыплята подохнут… Или вот ещё в год, когда в Тиволи…

Через час примерно Реана поняла, что ничего для себя существенного, кроме головной боли, от старых схем и планов не добьётся, и вышла шугануть бездельников. В комнате их было с дюжину; Эйтахе сидела на высоком столе, где обычно складывали грязное постельное бельё, и вдохновенно рассказывала о ранних заморозках в Налвихе, которые загадочным образом тронули только земли, принадлежавшие лично барону. Появление Реаны породило волну смущённых покашливаний, которая обежала комнату, и лишь затем Эйтахе ойкнула — ничуть не испуганно — и замолчала.

Реана усмехнулась.

— Спасибо за истории, Эйтахе. Много нового о себе узнала.

Эйтахе сделала странное движение углами губ, глотая улыбку. Потом сказала — на удивление, не задорно, а как-то нагло:

— А мне твоё "спасибо" ни на что не сгодится! Я могу ещё и за проклятье рассказать, и за то, сколько всего Возродившаяся второй-то раз по земле походит…

Реана недоумённо прищурилась на неё.

— Нет, благодарю. Это я и сама прекрасно знаю.

Она по-прежнему улыбалась, но откровенно приклеенной улыбкой.

— Господа, — обратилась она к остальным, повернувшись спиной к Эйтахе, — у вас появилось свободное время? Просто замечательно: у меня как раз скопилась несделанная работа…

Господа несколько нервно зашевелились, и, поскольку ведьма не перекрывала путей отступления, комната быстро опустела. Остались только Реана, Дайре и Эйтахе. Последняя одарила неласковым взором ведьму и досадливым — Дайре, спрыгнула со стола и вышла, сердито и часто шагая. Реана отметила, что холодное выражение девушке совершенно не подходит: на круглом лице, от которого ожидаешь тёплого пушистого смеха, суровая или злая гримаса смотрится обидным и уродливым несоответствием.

— Ты на неё не злись, — тихо сказала Дайре. Реана повернула голову:

— С чего ты взяла, что я злюсь? Просто удивлена немного…

— Она ж на самом деле не злая, — убеждённо сказала Дайре, задумчиво водя рукой по столу, где сидела Эйтахе. — Она бы и вовсе не хотела на тебя злиться, ты ж сама видела… У них в роду так просто…

— Что — "просто"? Ведьм не любят?

— Ну… почти. Они ведьму не любят. Одну.

— Хах!

Но Дайре смотрела совершенно серьёзно, чуть даже набычилась, что ей не верят, и прекратила наматывать височную прядку на палец.

— Да почему? Триста лет прошло! Не бывает такой родовой ненависти, за три века любая забылась бы!

— Как же, забылась бы! А л-Коншей сколько поколений в нищете жили прежде, чем убить первого в роду л-Тренглар, кто вздумает стать магом? А Эгзарт сколько ждал, чтоб отомстить Шереведже [Эгзарт и Шереведжа — автономные города, на юге Кадара и на севере Дазарана соответственно]?

Реана промычала нечто невразумительное. Если первая история относилась скорее к области литературы, то вторая была доподлинным историческим фактом: крайне невыгодным с политической, экономической и всех прочих точек зрения, однако имевшим место быть. Родовая ненависть обладала достаточной осязаемостью, чтобы сжигать города. И среди всех врагов Реды вполне мог, исходя из теории вероятности, найтись один род, который не поленился бы ждать возрождения.

— Ну ладно, допустим. Но это случаи, когда затронута дворянская или цеховая честь. Эйтахе не дворянка, и я не помню ни одного серьёзного конфликта трёхсотлетней давности, который касался бы ткачей города Эрлони.