Идущие

Она хотела, чтобы он помог ей воскреснуть.

Одновременно с этим он понял, что должен умереть.

Вскочив, он попробовал пробежать сквозь нее – в коридор, на улицу, на свободу. Однако, несмотря на нематериальную сущность, она имела плотность. Он как будто ударился в ледяную стену, и столкновение вызвало такое глубокое, такое мрачное чувство отчаяния, что он отшатнулся обратно к кровати.

Выражение ее лица изменилось. При этом черты лица остались прежними, не стали чудовищными или деформированными, но в этом и не было необходимости. Просто взгляд стал настолько злобным, настолько отличным от всего, что ему доводилось видеть или воображать, что у него просто зашлось сердце.

В груди поселился холод.

Почувствовав резкую боль в груди, он не устоял на ногах и медленно стал опускаться на пол, судорожно пытаясь набрать в легкие воздуха.

С ним произошел сердечный приступ. Она стояла и смотрела сверху вниз, наблюдала, как мучительная боль корежит все его тело, как на глаза наворачиваются слезы и агония уступает место еще худшему онемению.

Молча, улыбаясь, она начала таять, оставив вместо себя только ледяную точку в комнате, которая быстро погружалась во мрак.

Задыхаясь, он попробовал шевельнуться. Попробовал сесть или хотя бы дотянуться до телефона на прикроватном столике, но боль была невыносимой и он уже не мог шевельнуть рукой.

Мир погрузился во мрак и исчез.

Он умер.

А после этого встал и пошел.

4

Расс Уинстон сидел в своем кабинете и смотрел в окно. Над крышами заурядных правительственных зданий едва просматривался белый фаллический шпиль монумента Джорджа Вашингтона. Небо было голубым и безоблачным, январский воздух холоден и свеж.

В такие дни он начинал жалеть, что вообще когда-то согласился перейти на кабинетную работу. С самого начала не надо было соглашаться на это продвижение по служебной лестнице своего министерства; может, он до сих пор бы работал на улице. Снова в Йеллоустоуне, к примеру. Или в Эгейском море. Или на Сионе. Или...

Нет.

Только не в Волчьем каньоне.

Куда угодно, только не это.

Его пробрала непроизвольная дрожь. Он поерзал в кресле и отвел взгляд от окна. Все равно для такой работы он уже слишком стар. Черт побери, он вообще слишком стар для любой работы. После достижения пенсионного возраста уже миновало два президентских срока, и ему просто повезло иметь достаточно влиятельных друзей в министерстве, чтобы оставаться хотя бы на своей должности.

Расс поглядел на фотографию президента, висевшую в рамочке на противоположной стене. Он попробовал подумать о чем-нибудь ином, но уже не мог, как раньше, контролировать свои мысли. Мозг сам, помимо его воли, продолжал возвращаться к Волчьему каньону.

Это было его первым правительственным заданием. До этого он занимался строительством и бетонными работами, из-за чего его и пригласили возводить одну из крупнейших на Западе плотин. Он проработал там почти десять лет, постепенно – благодаря личным способностям и неожиданным знакомствам – поднявшись в служебной иерархии до начальника смены.

Они ставили плотину на Рио-Верде в нижней части Волчьего каньона. Другая, меньших размеров плотина была возведена в двадцати милях выше по реке, в горловине каньона, лет двадцать назад, и уже спустя десять лет стало ясно, что этого водохранилища недостаточно для обеспечения нужд Аризоны. Требовалась другая, более мощная плотина, способная к тому же обеспечить электричеством как город Рио-Верде" так и другие степные поселения, разбросанные на обширной территории этой части штата. Поэтому пока возводили плотину, реку отвели в другое русло, а на старом месте остался практически слабый ручеек.

В каньоне между двумя плотинами располагался город, небольшое население которого необходимо было эвакуировать по суверенному праву государства на принудительное отчуждение частной собственности. Обитатели, разумеется, категорически не хотели никуда переселяться, слали одну за другой жалобы в Вашингтон, получали отсрочку за отсрочкой, хотя исход битвы был предрешен уже давно и однозначно.

За исключением этого обстоятельства все остальное шло гладко, и Расс с удовольствием занимался строительством. Ему нравилось теплое западное солнце, нравился суровый ландшафт, нравились легкие дружеские отношения, которые установились у него с людьми.

И только потом, когда все уже случилось, его взгляд изменился.

И в душе его поселился ужас.

Всю остальную жизнь он отрицал то, что произошло, избегал любой мысли об этом и, хотя большую часть своей трудовой деятельности провел на Западе и позже, когда его уже перевели в министерство, в Аризону никогда больше не возвращался. Даже чтобы посмотреть Большой Каньон.

Он предпочитал выбросить этот кусок из жизни.

Но с недавних пор начал воспоминать про Волчий Каньон все чаще и чаще. Он объяснял это себе тем, что становится старше, что уже пора подводить итоги, как-то рассортировывать все события на хорошие и плохие и определять баланс. Это, разумеется, имело место. Но было и нечто иное. Нечто такое, что он не мог объяснить.

И это его тревожило.