Она страдала от ревматизма. Он сдавал анализы. Она возмущалась маленькой пенсией. Он писал жалобы на соседей. Она осуждала молодое поколение. Он протестовал против рока… И только во время мучительных бессонниц, оба вспоминали то единственное, что явилось оправданием их прихода на эту Землю – вспоминали свою Любовь. И вспыхивал румянец на увядших щеках, и синхронно стучали их сердца, и тянулись руки друг к другу… но всё это уже в разных постелях, в разных городах, в разных жизнях.
Колыбельная
Спи, моя маленькая девочка!.. Пусть тебе приснится твой старый плюшевый зайчик, которому ты подрисовала усы, и он стал похож на грузина… Пусть весёлый разноцветный попугай влетит из твоего детства в твой сон и обляпает тебя своей радугой. Пусть сердитый серый волк примчится к тебе утром и унесёт тебя к себе. И папа будет счастлив.
– Счастлив?
– Да. Потому что когда ты миришься с мужем, папа очень радуется. Но и немножко радуется, когда ты с ним ссоришься.
– Почему?
– Потому что тогда ты идёшь не к подругам, не к маме в её новую семью, а прибегаешь в нашу старую, запущенную квартиру, ложишься на свою маленькую тахтушку и слушаешь песенку, которую я пел тебе в твоём детстве:
– Папа, а он точно придёт?
– Конечно. Это только женщины уходят, а мужчины возвращаются. Придёт твой волк и заберёт тебя. И я опять буду молить бога, чтобы у вас не было ссор, и тайком надеяться на одну, не серьёзную, самую маленькую, потому что тогда ты снова прибежишь к папе, и я спою тебе твою любимую песенку:
Спи, моя взрослая маленькая девочка. Спи!..
Потерял уважение
Разговор шёл нелицеприятный, прямой, откровенный. Так умеют говорить только настоящие мужчины, спаянные общим делом.
Ему честно высказали всё, что о нём думают: что он увиливает от дела, подводит товарищей, спихивает свои обязанности на других.
Он пытался оправдываться, лепетал что-то про семью, про детей, про слабое здоровье.
Ему резонно отвечали, что у всех семьи, у всех дети, и все не геркулесы – но никто, кроме него, не дезертирует.
Он обещал потом, в другой раз выполнить свою норму, но видел в ответ презрительные улыбки. Здесь не верили пустым обещаниям, здесь человека оценивали не по словам, а поступкам. Это был сплочённый, крепкий коллектив, потерять уважение которого было самым страшным. А он потерял. Его не уважали. Ему об этом прямо заявили, все подряд.
Он понял, что надо срочно что-то предпринять, чтобы вернуть уважение товарищей.
Он взял себя в руки.
Он собрал последние силы.
Он выпил.
Его опять зауважали.Бессонница
Сегодня лег ещё раньше, в десять вечера. Опять ничего не получается, не могу уснуть. Жена говорит: считай до тысячи. Как будто это поможет! Я каждую ночь до миллиона считаю – и хоть бы что!.. Ладно, могу ещё раз попробовать.
Раз… Два… Три… Три раза вызывал вчера шеф: почему опаздываю, почему сотрудникам грублю, почему диссертацию не делаю?.. Не поспал бы с моё, не задавал бы дурацких вопросов! Довели человека до хронической бессонницы, а теперь издеваются!
Восемь… Девять… Десять… Десять лет работаю в институте, а старшим назначили Фельдмана. Подумаешь: ночей не досыпал, докторскую защитил. Я, может, как академик, недосыпаю. А кто это ценит?
…Семнадцать… Восемнадцать… Девятнадцать… Девятнадцать человек получили тринадцатые зарплаты. Все сотрудники, все, кроме меня. И ходят, как ни в чём не бывало. А ты спи спокойно, дорогой труженик!
…Сорок… Сорок один… Сорок два… Всего сорок два квадратных метра. А у Москалёва уже девяносто, пятикомнатная. Подумаешь – трое детей! Мне бы хоть раз выспаться – и у меня бы дети были!
…Тысяча триста… Тысяча четыреста… Тысяча пятьсот… Это только считается тысяча пятьсот долларов. А после налогов – и того меньше, меньше, чем у всех. Флерковская, только из Университета, а уже две тысячи получает и всё на туалеты тратит. А куда тратить? На её юбчонку полметра материала идёт. А у меня только на снотворное сотня в месяц уплывает.