Идущие на смех

– Стыдно! – вскричал Иосик. – Стыдно унижаться перед всякими вымогателями!.. Что за беспомощность?.. Сами отремонтируем!..

– У Иосика золотые руки, – подтвердила его жена Рая, – вчера он разобрал и собрал наш утюг.

– Починил?

– Нет. Но зато утюг стал намного легче.

В этот же вечер был разработан план ремонта и распределены обязанности: Сергей доставал инструменты, Иосик договаривался о покупке стройматериалов, Юра их привозил.

После двух недель транспортно-погрузочных работ Юрина «Лада» снаружи и внутри стала грязной, как бетономешалка. Сам Юра, перепачканный и перемазанный, напоминал маляра, трубочиста и ассенизатора одновременно. Зато квартира Матусевичей могла конкурировать с хорошо укомплектованным складом: мешки с цементом, пирамиды из кафеля, банки с белилами, рулоны обоев…

– Ещё один гвоздь и всё начнёт вываливаться из окон, – предупредил Сергей. – Как ни страшно, пора начинать.

– Да, пора, уже руки чешутся! – воскликнул Иосик и взял кисть наизготовку. Все были в сборе, и он скомандовал:

– Сперва надо подготовить штукатурку под шпаклёвку. Побольше воды!

И стал мочить стены – сперва малярной кистью, а потом просто обливал их из вёдер, которые ему передавали по цепочке остальные. К вечеру стены промокли насквозь и начали разваливаться. Иосик стал спешно сушить их феном для волос. Промок паркет. Снизу прибежал сосед-пенсионер с криком, что у него протекает потолок.

– И вам отремонтируем! – щедро пообещал Иосик.

Но сосед, возмущённый, что ему ещё и угрожают, написал жалобу в домоуправление.

Пока сохли стены, Иосик решил побелить потолок. Поручив остальным заниматься кухней, он развёл в ведре белила, поставил на журнальный столик табуретку, взгромоздился на неё вместе с ведром и щёткой и стал белить. Чтобы не испачкаться, он предварительно снял ботинки, костюм, бельё и остался в одних трусах, которые Рая заставляла его для большего тепла одевать под кальсоны. На трусах были нарисованы кошки и мышки разных цветов. Размахивая щёткой, Иосик синхронно двигал бёдрами, от чего кошки дёргались за мышками. Кот Царапунька, с интересом наблюдавший за этим, решил помочь сородичам: прямо с пола взвился вверх и вцепился когтями в одну из мышек. Иосик издал дикий вопль и рухнул на пол вместе со всей пирамидой, вывихнув себе ногу. Кот Царапулька от его вопля потерял сознание и свалился на пол даже раньше Иосика. От удара о паркет он пришёл в себя, хотел бежать, но тут его накрыло упавшее ведро и обдало белилами, от чего кот снова впал в беспамятство. Так они и лежали рядом: Иосик с перекошенным лицом и кот с перекрашенной шерстью, казалось, что он от страха поседел.

К Иосику, как всегда, вызвали «Скорую помощь». Когда его несли на носилках по лестнице, он рассказал санитарам, как всё произошло. Санитары зашлись от хохота, выронили носилки, и Иосик вывихнул себе вторую ногу.

В больнице ему ноги вправили, но не велели двигаться, и он двое суток пролежал с расставленными ногами, как циркуль в готовальне. Рая дежурила в палате, не разрешала открывать форточку, чтобы не простудить ему гланды, и убеждала всех, что у Иосика ещё и сотрясение мозга. Но Серёжа её успокоил, заявив, что в таком случае он, наверняка, защитит диссертацию.

Во время отсутствия Иосика Серёжка – Винни-Пух взялся сам обложить кафелем туалет.

Он работал самозабвенно, бил, ломал, стучал… Но через каждые полчаса требовал перекусить. У него был огромный подбородок, как сократовский лоб, и лоб, маленький, как подбородок. Казалось, что Серёжкина голова перевёрнута. Он постоянно что-то жевал, и его рот напоминал толстый кошелёк, только набитый не деньгами, а котлетами, битками, колбасой…

– Меня нельзя оставлять наедине с мясом, – честно предупреждал Сергей.

Серёжкины перекусы сбивали темп ремонта, поэтому жена Лена была при нём подсобницей, вернее, подкормщицей; она ходила за ним с полной кастрюлей и внимательно наблюдала: как только пустел его рот-кошелёк, она вкладывала туда очередной пирожок или котлету.

В перерывах между кормлениями Сергея Лена выглядывала на балкон, потому что семилетний Антошка-Перпетум уже дважды пытался спрыгнуть вниз на зонтике, даже успел перелезть через перила. Антошка ничего не боялся: нырял в море, не умея плавать, взбирался на трансформаторную будку с нарисованным черепом и однажды укусил огромного дога, которому хозяева после этого делали прививку от бешенства…

Винни-Пух разработал собственную технологию «кафелирования»: развёл в выварке цемент, замесил его и набросал на стены – это он создал фундамент. Потом замесил новую выварку и на фундамент наложил «опорный слой». Из третьей выварки он шлёпал на опорный слой бетонные блины и втапливал в них плитки. В результате такой фундаментальной деятельности стены сблизились, и туалет стал раза в три уже. В нём теперь нельзя было даже повернуться. Надо было заранее решать, как входить: то ли лицом вперёд, то ли спиной – в зависимости от цели.

Вернувшийся из больницы Иосик долго издевался над Винни-Пухом и заявил, что больше его к кафелю не подпустит и ванную комнату, будет отделывать сам, причём, по новой методе: класть кафель на алебастр – это быстрей, и прочней. Он раздобыл мешок самого быстросхватывающегося алебастра, высыпал его в ванну, пустил воду, снял ботинки, носки, брюки, кальсоны, остался в трусах и стал голыми ногами месить белое месиво.

Прибежала испуганная Рая.

– Иосик, ты простудишься!

– Чепуха! Я пустил горячую воду.

– Тогда ты ошпаришься!

Пока они беседовали, Иосик перестал маршировать, и какое-то время стоял неподвижно. Этого оказалось достаточно: алебастр застыл, намертво прихватив его ноги. Сообразив, что произошло, Иосик пискнул, побледнел и попытался выдернуться, но куда там… Обе ноги его были замурованы в белом монолите. Он стоял на пьедестале, в пиджаке, галстуке, но с голыми укороченными ногами, как памятник самому себе. Вырубить топором его не удалось, выдолбить ломом – тоже.

– Нужен отбойный молоток, – заявил Серёжа, – выдадим Иосика на гора.

– Внизу стоит компрессор, рабочие вырубают асфальт, – сообщила Лида.

– Снесите меня вниз, – взмолился Иосик.

– Ты когда-нибудь сносил с двадцатого этажа ванну, наполненную алебастром и дураком? – спросил Серёжа. Потом вздохнул, взял топор и перерубил трубу-пуповину.

Иосика волокли все: Серёжа, Юра, Лена, Лида, Рая, Антошка и пенсионер снизу, которому за это Юра пообещал отредактировать его жалобу. В изгибах передней ванну приходилось наклонять, Иосик ломался в коленях и орал, чтоб его не кантовали.

– Надо Иосика для прочности забетонировать до пояса, – предложил Винни-Пух.

– Я не дам его замуровать! – закудахтала Рая.

– Если мы вынесем его на улицу полуголым, он отморозит себе не только гланды, – убеждал её Серёжка, – а в алебастре ему будет тепло.

Рая смирилась.

Развели ещё раствор и обложили Иосика толстым слоем снизу вверх, до пояса, подождали, пока он застыл, и понесли дальше. Теперь Иосик напоминал уже не памятник, а бюст. Когда его несли по лестнице, он так громко вопил, чтоб его не кантовали, что Серёжка пообещал ему замазать алебастром ещё и рот.

Во дворе двое рабочих отбойным молотком выдолбили Иосика из монолита, сбили с него алебастр, и Юра повёз его в сберкассу за деньгами: когда Иосик месил раствор, то не заткнул ванну пробкой, и алебастр забил трубу на четыре этажа вниз. Стояк меняли за счёт Иосика, так как Юра уже был полным банкротом.

Потом дошла очередь до обоев. Их было много, клея тоже, поэтому Иосик клеил обоями всё, что попадалось ему под руку. А так как под руку ему всё время попадался он сам, то естественно, что весь он был оклеен с головы до ног. Когда шли обедать, Рая в районе рта прорезала ему отверстие в обоях.

Несмотря на то, что обоями была оклеена вся квартира, их ещё оставалось несметное количество. Иосик хотел оклеить и балкон, но Сергей предложил смотать их в один огромный рулон и им, как дорожным катком, утрамбовать паркет, который ходил волнами. Лида предложила вызвать полотера из какой-то ремонтной фирмы, но Рая заявила, что там работают непрофессионалы, а сюда требуется мастер. Она вывела их на старейшего полотера, который натирал полы ещё самому Дубаревичу-Никольскому. Кто это такой, никто не знал, но фамилия звучала убедительно.

Дед так испоганил паркет чем-то нехорошим, оставшимся ещё от Дубаревича-Никольского, что смыть этот позор было невозможно, перекрасить тоже. Юра предложил заклеить пол обоями, но Иосик, мозговой центр ремонта, решил его поциклевать и покрыть лаком. Он долго, как саблю, точил кухонный нож, потом стал на четвереньки, взмахнул ножом, тут же отхватил себе часть пальца и завыл, как корабельная сирена… «Скорая помощь», заранее вызванная Раей, уже поджидала во дворе. Воющего Иосика отвезли в хирургию…

А Юра решил собственноручно построить на балконе ящик для зимнего хранения картошки, такой, как у соседа. Два дня он ездил по каким-то базам, шептался с грузчиками, сеял авансы… Однажды ночью, когда Лида спала, раздался грохот, протараненная дверь распахнулась, и в переднюю вполз Юра, придавленный шестиметровым бревном. Шофёр самосвала помог втащить бревно в спальню, потом втащил туда Юру, положил его рядом с бревном и уехал. Юра, не имея сил подняться, проспал до утра на полу, в кожухе и ушанке, как ночной сторож. Верная жена Лида тоже надела шубу и легла рядом с мужем. Так они провели ночь вместе: Юра, Лида и бревно.

– Зачем тебе в спальне телеграфный столб? – спросил пришедший Винни-Пух.

– Других материалов не было. Как ты думаешь, это бревно можно распилить на доски?

– Конечно. Если построить в квартире лесопилку.

– Распилим вручную! – уверенно пообещал вернувшийся из больницы Иосик, попытался приподнять бревно, получил ущемление грыжи, и Рая вновь увезла его на операцию.

Тогда Юра с помощью Лиды распилил бревно на чурбаки, через окно спальни вывалил их на балкон, затем, захватив топор и молоток, вывалился сам, попросив Лиду не волноваться, если он не вернётся. Лида тихо плакала, и каждый час передавала ему через форточку новую порцию бинтов и йода.

А с балкона доносился шум большой молодёжной стройки: стучал топор, звенел молоток, слышались крики «Вира!» и «Майна!», которыми Юра себя подбадривал. К вечеру ящик был готов. Впрочем, назвать Юрино сооружение ящиком было оскорбительно: на балконе возвышалось что-то среднее между таёжным срубом и водонапорной башней. Сорвав с петель дверь в туалет, Юра приспособил её, как крышку. Немедленно в новоиспеченное хранилище были пересыпаны вся картошка, свёкла и морковь. Хотя на улице наступила оттепель, овощи моментально промёрзли насквозь: ящик-колодец обладал своим микроклиматом, и в нём был полярный холод.

От ящика надо было срочно избавляться. Юра обратился за помощью к Винни-Пуху. Тот попробовал ударить по ящику топором, потом попытался поддеть его ломом, вздохнул, развёл руками и изрёк:

– Этот дот можно только взорвать.

И тогда Юра, не в силах переносить Лидины страдания, решился на преступление: принес канистру, облил ящик бензином и поджёг. Примчались пожарные, взметнули лестницу и стали спасать отбивающегося от них Юру: сперва облили его водой из шланга, а потом затихшего под ледяной коркой, стащили вниз и оштрафовали. Пожар в ящике погасили, разбили окна и для профилактики прошлись тугими струями по стенам, потолкам, мебели…

Когда Юра, Лида, Иосик и Сергей поднялись наверх и открыли входную дверь, из квартиры хлынул поток воды. Вешалка в передней всплыла и покачивалась на воде, как полированная яхта. Обои отклеились от стен и повисли скрученными макаронами. С потолка белой перхотью отваливалась побелка…

– Весь ремонт сыграл в ящик, – мрачно резюмировал Винни-Пух.

– Ничего страшного – будем делать новый ремонт! – решительно изрёк свежепрооперированный Иосик, обмотал гланды шарфом, нырнул в воду и поплыл в кладовку за инструментами.