Идущие сквозь миры

— Отныне и пока его держат волны, нарекаю это судно «Чайкой», — произнесла она обычную хэоликийскую формулу нарицания корабля.

Никто не возразил — «Чайкой» звали корабль Ятэра.

— Давайте, готовьтесь к плаванию.

Торопиться у нас были немалые основания. Обстановка в городе день ото дня не улучшалась.

Вчерашней ночью нас разбудила стрельба. Сперва послышались одиночные выстрелы, за ними — железный грохот тяжелых пулеметов. Следом рассыпанным горохом принялись отбивать медленную дробь «колотушки» — местная разновидность пулеметов. Обитатели гостиницы отнеслись к ночным звукам довольно спокойно, но потом в коридоре хлопнуло несколько дверей.

В окно я заметил, как по двору прошмыгнули несколько фигур. На ходу они что-то поправляли под длинными одеяниями. Видимо, они знали о происходящем несколько больше нас, и оно их каким-то боком непосредственно касалось. Я ощутил некоторое беспокойство — если так, сюда вполне могли заявиться их противники. За несколько дней до нашего прибытия одна из подобных стычек завершилась тем, что в окно постоялого двора была брошена пара гранат…

Что удивительно, на следующий день местные жители о происшедшем почти не говорили — не иначе, здесь это в порядке вещей.

Но такое положение категорически не устраивало нас. Тем более что в ходе похожих беспорядков, как мы узнали из разговоров, лет тридцать назад сгорела треть Утаорана.

Шесть дней назад, ближе к вечеру, я остановился у торца трехэтажного старого дома, сложенного из плит грубозернистого камня, на Короткой улице Торгового квартала вольного города Утаоран. Мне была назначена встреча именно здесь, в маленьком кабачке, что разместился в полуподвале, — о его присутствии явственно говорила вывеска, кованная из бронзы и изображавшая аляповатый кубок, в который текла струя вина. Перед тем как спуститься по истертым ступенькам вниз, я одернул полукафтан, при этом невзначай проверив лишний раз оружие.

Под полой был спрятан кремниевый револьвер в самодельной кобуре. Этой выдумке местных оружейников было лет сто, но подобные ему до сих пор здесь в ходу. На нем стоял заводимый особым ключом колесцовый замок, пружина которого одновременно вращала барабан с шестью зарядами. Кроме того, за обшлаг был засунут маленький, отточенный до бритвенной остроты дамский кинжальчик: подобной хитрости научила меня в свое время Мидара.

В зале, где стоял чадный полумрак, было около двух десятков крошечных столиков, из которых заняты были примерно две трети.

Элегантно одетые люди неопределенного возраста, выражение лица и оттенок носа которых выдавал профессиональных гуляк, торговцы или приказчики средней руки, остальные — обычный городской люд: глазу не за что зацепиться.

За столиками по углам сидели несколько девиц, о профессии которых недвусмысленно говорили розовые и синие нашивки на рукавах.

Имелся и специальный чтец, одновременно писец. Всякий желающий мог попросить его за скромную плату почитать одну из лежащих на столе перед ним разноязыких газет или черкнуть записку или письмо.

Народ подходил к стойке, сам выбирал выпивку из стоявших на полках кувшинов и бутылок и тут же принимал ее. В ряд на стойке выстроились дискосы с закусками — тонко нарезанным вяленым мясом, квашеными овощами и мелкими омарами.

Делалось это в память о тех неспокойных временах, когда одним из самых распространенных преступлений была кража людей в подобных заведениях, когда в пойло незаметно подсыпали снотворное зелье. Заснувшие просыпались уже в цепях в трюмах работорговцев.

Усевшись за свободный столик, я заказал баранье жаркое с ароматной зеленью и тарелку огромных вареных креветок с острым соусом. К ним подали стопку еще теплых просяных лепешек и сладкий картофель. Кроме того, я взял маринованные щупальца осьминога, которых тут именовали змееногами, и небольшой терракотовый графин легкого розового вина. Кстати, это местное вино особенно полюбил Мустафа. Вообще хмельные напитки он весьма уважал. Однажды кто-то из моих знакомых спросил его, как винопитие согласуется с Кораном. И услышал в ответ, что, оказывается, перед последним походом Главный муфтий Балтийского флота особой фетвой разрешил матросам утолять жажду «соком виноградной лозы» на все время плавания. Поскольку формально Мустафа все еще находился в походе, то мог без зазрения совести и боязни Аллаха вкушать запретный для прочих мусульман напиток. Сотворив принятый здесь жест благодарения богов за еду — приложив руки к груди и подняв вверх ладони, — я принялся за аппетитнейшую, отлично прожаренную баранину.

Именно такой ужин и именно в таком порядке блюд я должен был заказать по условиям, которые передал нам человек, пообещавший свести нас с нужными людьми.

Немного утолив голод и занявшись креветками, я бросил чтецу мелкую монету из низкопробного серебра и принялся выслушивать произносимые скороговоркой вполголоса новости планеты Хемс. На себе я ловил презрительно насмешливые взгляды: мол, надо же, деревенщина тупая, читать не научился, а туда же — в пристойное заведение пожаловал.