Идущие в ночь

Я действительно считал его никчемной пустоголовой… гм! деревяшкой. Кстати, на самом деле интересно – что у него в голове? Некая чернота в дупле под глазами у Корняги наблюдалась, и мясо туда летело, как в прорву. Хорошее деревце, Смутные дни!

– Госпожа Тури передала кое-что для своего спутника! То есть для тебя. И если бы не я…

– Понял, – оборвал я разглагольствования Корняги. – Что она передала?

Пень надулся и с невыносимо важным видом начал:

– На пути к У-Наринне мы непременно должны разбудить пять стихий: воду, огонь, землю, воздух и железо. Если мы не пройдем все пять вех, то стражи Каменного леса нас не признают и не пропустят. Я знаю от хоринга, что воздух Одинец разбудил еще в Запретном городе. Веху воды мы тоже уже миновали. Осталось три стихии: земля, железо и огонь.

Пень умолк и вопросительно уставился на меня, словно ожидал, что я запущу в него сапогом. Но я не запустил. Я просто надел сапог. А в курткоштаны я облачился во время его трепотни.

– Это все? – на всякий случай уточнил я.

– Почти. Еще госпожа велела передать, что очень вас любит, и просит, чтоб со мной обращались получше, кормили вовремя…

– Пень, – сказал я с выражением. – Не свисти. Живо у меня… стихию огня разбудишь, понял?

Корняга умолк, как таракан под каблуком. Боится, деревяшка! А раз так – значит, и уважать будет.

Поверх двумеха обнаружился холодный окорок, завернутый в увядший лист поники, – видать, от вчерашней косули. Очень, надо сказать, кстати, потому что есть мне хотелось просто зверски. Как вулху. Или даже сильнее. И я приналег на мясо, закусывая пряными корешками (пробовал их не раз, а названия до сих пор не знаю). Пень с завистью глядел на меня, и я сжалился, поделился. Все-таки весть передал, хоть и наврать норовил с три короба.

На этот раз я почувствовал приближение гостя, но виду не подал. Это был не хоринг. Точно. И угрозы от него не исходило. Но в рукав я все-таки сунулся и взялся за рукоять ножа. Кстати, я ведь нож в хоринге оставил? Везет мне. Не хотелось бы потерять гурунарских знакомцев, которые давно уже стали едва ли не частью тела. Да и Тури они нравятся, по-моему. Если дойдем до У-Наринны, точно подарю ей один. Тот, что похуже.

– Приятного аппетита.

Смутные дни еще раз! Кого угодно я ожидал увидеть, но только не Лю-чародея.

– А! – оживился я. – Это ты. Замечательно.

«Сейчас я тебе вломлю, – злорадно подумал я. – За все. За хорингов с их стрелами, за вильтов, за быков, за все веселости, которые сваливались на нас с Тури последние дни».

– Скажи-ка, ста…

– Заткнись, Моран, – неприветливо перебил Лю.

– Нет уж, родимый. – Я не собирался затыкаться. – Я уже мертв, между прочим, и не один раз, по твоей милости. Какого джерха ты посылаешь меня на смерть? Меня и Тури?

– А ты ожидал, что это будет пирушка в парке хадасского правителя? С вином и девочками?

– Я должен прийти в Каменный лес. Но почему меня по дороге каждый встречный норовит спровадить во Тьму? Ладно, лютики у Слезы Великана. Но хоринги – как им противостоять?

– Не драться с ними.

– Здорово! – окрысился я. – Значит, просто подохнуть под их стрелами?

Лю терпеливо вздохнул.

– Если бы хоринг стрелял в тебя, он попал бы в тебя, а не в пень на твоем плече. Согласен? И еще. Если ты ожидал, что я разбужу твою память задаром, то ты ошибся. Но теперь уже поздно.

– Я знаю, – вырвалось у меня. Он прав, сейчас действительно поздно. Потому что после всего случившегося я дойду, добреду, доползу до У-Наринны, чего бы это мне ни стоило. Не люблю сворачивать с полпути. Тем более если путь зовет, зовет и манит – кому, как не мне, анхайру-бродяге, без дома и семьи, понимать язык дорог?

Дорогам несть числа, и мы идем по ним всю жизнь. Но лишь в последние дни я вдруг понял, что наконец-то ступил на ту единственную, ради которой стоит жить. Поэтому я орал на Лю больше для того, чтобы успокоить растревоженную душу и разрядиться. Кажется, Лю это понимал.

– Не отвлекаться! – сердито сказал Лю. – Перестань отвлекаться на мелочи! Осталось всего пять дней, Моран! Пять!

Тут я рассмотрел у него в ладони тусклые потрескавшиеся камни. Еще когда я брал с двумеха мясо, оставленное Тури, мне показалось, что на самом верху, у горловины, лежит моя шкатулка с пещерными самоцветами. Я обыкновенно кладу ее на самое дно. Мало ли…

Небо! Это были три самых крупных и дорогих камня! Каждый с голубиное яйцо, они стоили мне кучу денег и нервов, а уж времени, времени! И теперь они стали просто кусками тусклого потрескавшегося стекла, словно увядшие розы свадебного букета. Из них выпили жизнь, всю до последней капли, вместе с красотой и колдовским блеском.

Я едва не задохнулся.

– Что ты… Что ты сделал с моими самоцветами? – заорал я, словно подручный мясника на бойне, когда встревоженный бык наступает раздвоенным копытом на сапог. – Джерхов старикашка! Они что, твои?

Лю с недоумением поглядел на меня. Потом на мертвые камни. Хоринги – и те их у меня не отобрали, хотя посчитали, что они с какой-то там древней короны. Вполне может быть, кстати.

– Ты знаешь, сколько они стоят?