Идущие за кровью

Он протянул мне на ладони небольшой камешек размером с ноготь большого пальца. Буроватого цвета, с металлическим отливом, он не вызывал обычного для драгоценных камней интереса. Скорее отталкивал. На выпуклой стороне виднелись полустертые закорючки.

Недоуменно пожав плечами, я положил камень на стол.

— Сейчас составим протокол добровольной выдачи и поедем за остальными вещами, — сказал я, доставая ручку и бумагу.

— Позволь взглянуть? — послышался от дверей голос. Я посмотрел на бесшумно вошедшего в кабинет Петрова и нахмурился.

— Я работаю, — сказал я неприязненно. — И очень не люблю, когда мне в такие моменты мешают…

Не обращая внимания на мои слова, Петров подошел к столу и взял камень.

— Кровавик, — сказал он, вглядываясь в полированную поверхность. — Со знаком воздуха в центре и какими-то значками по краям…

Перегнувшись через стол, я выхватил камень у него из рук, шмякнул об стол и вызывающе посмотрел на надоедливого уполномоченного.

— Я работаю, — повторил я. — И не трогай вещдоки.

— Я должен задать ему несколько вопросов, — сказал Петров. — И прямо сейчас.

— Только после того, как я закончу свою работу. Потом можешь хоть жениться на нём.

— Как скажешь, — неожиданно легко согласился Петров и сел в углу кабинета на диване.

Я ещё раз посмотрел на камень, и воспоминание о чем-то знакомом, слышанном об этом камне, промелькнуло у меня в памяти. Я прищурился, вспоминая, и повернулся к Ануфриеву:

— А где сама чаша?

— Какая чаша? Я не видел никакой чаши…

— Эти камни были расположены по четырем сторонам чаши, украденной вместе с остальными вещами из квартиры Ватюшенко. Где она?

— Про чашу они ничего не говорили. Принесли только то, что я вам перечислил… А камней действительно было четыре. Три, которые получше, они оставили себе, чтоб вставить в печатки, а четвертый отдали мне на продажу. Но я тоже решил…

— Ладно, изымем и камни, и чашу, и прочее. Теперь они никуда не денутся…

— Простите, а вы разбираетесь в камнях? — вновь подал голос Петров, обращаясь к Ануфриеву.

— Знаешь, что?! — вскипел я. — Я тебе несколько раз говорил: хочешь что-то выяснить, занимайся этим параллельно, а не врывайся посреди допроса!

— Сергей, для меня это очень важно, — попросил Петров. — Мне очень нужно это знать… Пожалуйста.

Я устало махнул рукой, и Петров повторил свой вопрос.

— Немножко, — ответил Ануфриев. — Я всё же связан со всем этим. По работе приходится уметь отличать агат от оникса. Я не специалист, но на любительском уровне кое-что могу.

— Ты видел эти камни? Те, которые остались у них? Как они выглядели? Что за камни? Какие рисунки на них?

— Что за камни, я знаю, они просили меня объяснить, что это такое… А вот рисунки я не понял. Палочки, закорючечки…

Петров придвинул к себе лист чистой бумаги и быстро набросал на нём какие-то знаки:

— Так они выглядели?

Ануфриев долго всматривался в рисунок, вертя его во все стороны, потом кивнул:

— Примерно так… Только более диковинно, с украшениями, как на этом камешке… Вот этот знак был изображен на опале. Опал остался у Самохина.

— Знак земли, — прокомментировал Петров.

— Вот этот, — ткнул в рисунок пальцем Ануфриев, — был изображен на… сейчас вспомню… Да, точно, он был на гелиотропе и остался у Борисова.

— Знак воды.

— А вот этот остался у Зеленкина и был нацарапан на агате.

— Знак огня, — вздохнул Петров. — Все правильно…

— Так… Подожди-ка меня здесь, — не выдержал я, взял под локоть Ануфриева, отвел его в дежурную часть и, вернувшись в кабинет, потребовал: — А теперь — рассказывай. Мне надоели все эти «тайны бургундского двора». Ты что-то знаешь, но «крутишь». А эта информация может мне пригодиться… Мы их все равно поймаем, с тобой или без тебя, это уже решенное дело и исчисляется в считанных часах. Но если ты хочешь здесь ходить и совать свой нос, куда не просят, то… То будь любезен и помогать. Терпеть не могу, когда «тень на плетень наводят».

— Так ты же все равно мне не поверишь, — блеснул он на меня стеклами очков.

— Не поверю, — подтвердил я. — Но это моё личное дело — верить или не верить. А если у тебя имеется информация, касающаяся дела, то ты мне её дай, а я уж сам разберусь, что с ней делать. Для тебя это может казаться мистикой, а для меня может обернуться прямой уликой против преступников… Что ты знаешь об этих камнях и почему они тебя так интересуют?

— По той же причине, что и тебя. Должен тебя разочаровать, но о чаше узнал не только ты. Ты добыл эту информацию по своим каналам, я по своим, но факт-то один. Была у Ватюшенко ценная вещь, вещь пропала. Тебя интересуют убийцы, их поимка и сбор доказательств. Меня интересует чаша… Вернее, чаша в том числе. Меня интересуют все вещи, которые Ватюшенко успел вывезти из Германии, и даже те, которые он купил здесь. Я интересуюсь этими вещами по своему критерию оценки, и по этому критерию чаша стоит на первом месте. А камни, про которые только что говорил Ануфриев, именно с этой чаши.