Идущий

Талх с лёгкостью расправился с воином, оказавшимся на стене. И… воспользовался им, как щитом! К нему по стене мчался другой воин, но Гурин не сомневался, участь того тоже предрешена.

Разворачивая коня, Гурин видел, как талх выпустил стрелу, поразив одного из гвардейцев, охранявших повозку. Выпустил вторую и лишь после этого обернулся к воину, бежавшему сзади. Талх поразил его так же, как и первого — метнул кинжал. Снова повернулся к воротам. Некоторые из воинов внизу опомнились, взбежали по ступенькам. Талх воспользовался арбалетом в третий раз и швырнул меч, принадлежавший воину, ставшему его щитом. Швырнул в тех, кто взбегал по ступенькам.

Бросок оказался силен. Тот, что принял на себя удар, не удержал равновесие и полетел назад, сбив двух воинов, что поднимались за ним следом. Талх не обратил на него внимания, продолжая использовать арбалет. Ему уже отвечали. Гвардейцы достали, наконец, арбалеты, но их выстрелы, если и получались точными, вонзались в тело напарника.

Гурин, спешащий к этой неразберихе, только подумал, что один талх на стене никакая не проблема, как в его уши вонзился вопль, шедший с обеих сторон от всадников. Две упругие тени метнулись к всадникам, размахивая мечами. Вслед им засвистели стрелы, и в возникшем аду казалось, что гвардейцев Правителя окутала целая туча стрел.

4

Вместе с этим диким воплем закричали и горожане. Что–то вроде цепной реакции, замешанной на инстинктах и, прежде всего, на страхе. Будто злое эхо явило себя миру. Казалось, в дело вступили целые полчища талхов. Ропот, уже как минуту перешедший в крик толпы, поднялся на очередную, ирреальную ступень.

Никто в отдельности уже не руководил своими поступками. Некоторые, хотя и подавляющее меньшинство, поняли, что лучше уйти, по крайней мере, отпрянуть от всадников, чтобы, не приведи Небо, не угодить в беду, созревшую, как осенние плоды, но подобное оказалось выше их сил. Толпа превратилась в нечто однотипное, действующее лишь по неким собственным мотивам, и ей уже не было дела до того, чего там желают отдельные её составляющие. Она хлынула к всадникам, увлекаемая инерцией их движения. Истерично закричали женщины, заплакали дети, хотя их было немного. Многие, не удержавшись на ногах, падали на землю, их вопли не останавливали тех, кто наваливался со спины. В возникшей давке за одну минуту погибли десятки человек. И никто, из тех, что остались живы и находились рядом, этого не заметил.

Два талха с двух сторон вонзились в ряды гвардейцев, образовалась ещё большая скученность, колонна воинов нарушилась, некоторые попали в сети паники. Повозка продолжила движение, но те воины из заграждения, что уже уступали дорогу, замерли, не зная, завершать ли начатое.

Несколько гвардейцев пали под ударами талхов. Другие отбивались, не замечая, как из толпы по ним начался арбалетный огонь. Повозка удалялась. Гурин, готовый рвануться вперёд, не чтобы поразить ближайшего талха, а приказать открыть ворота, сдержал порыв — воин с мальчиком оказался сзади. К счастью, повезло с Талем — он не дрогнул и заорал:

— Поднимай те! Поднимайте!

Наконец, одного из талхов, того, что атаковал слева, поразили. Гвардеец, сделавший это, упал с лошади с арбалетной стрелой в груди. Гурин видел это и понял, что ликвидировать лучников немыслимо. Они невидимы в толпе. На месте убитого талха оказался другой. Они вездесущи, точно дети вепря, подумал Гурин.

Ворота приподнялись. По толпе прошёл стон. Она подалась вперёд с ещё большим рвением. Количество задавленных возросло. В этом был некий плюс для гвардейцев. Те из талхов, что вели огонь из толпы, поубавили свой пыл. Стрелять из арбалета, когда тебя задавливают люди, навалившиеся сзади, причём стрелять точно, даже для талха слишком сложно. Людская лавина приникла к воинам заграждения. Те попятились, неуверенные, нужно ли разить горожан. Повозка пошла к выходу. Гурин с гвардейцами, что окружали воина с мальчиком, почти нагнали повозку. Рядом с ней уже не было талхов — те, что атаковали, были убиты. Это не значило, что их атака иссякла. Они остались где–то в толпе, жадно рвущейся к выходу. Стрелы по–прежнему вылетали из людского месива, часть из них разила гвардейцев.

Прежде, чем оказаться под аркой ворот, Гурин взглянул вверх. Талх, стоявший на стене, был уже мёртв. Рядом суетились пятеро стражников.

Повозка оказалась снаружи, вместе с ней выскочили и гвардейцы, охранявшие воина с мальчиком. Ворота не опускались, стражник в будке почему–то медлил, то ли не контролировал ситуацию из–за плохой видимости, то ли опасался что–то сделать без приказа. Гурин не стал отвлекаться. Ему нужно видеть воина, вёзшего мальчика.

Промедление не обошлось без последствий. Строй заграждения, нарушенный из–за движения гвардейцев, стал пропускать горожан. Наверное, не без помощи талхов, орудовавших в толпе кинжалами. Они проделали бреши среди воинов, куда и устремились особо настырные горожане. Об этом говорили крики воинов, лязг металла, предсмертные вопли. Вместе с гвардейцами за стены города выскочили не менее двух десятков человек.