Идущий к свету

— Да раскладываются они на маленькие фитюльки такие, Петрович! Ты не видел их, что ль?

— Да я раз только у тебя на кухне… бракованную, что ты себе оставила.

— Ой, Петрович! Так то ж старье мы теперь не берем! Ты смотри…

Павел Ильич, насколько мог, вытянулся и закрыл глаза. Тяжелый день сегодняшний был долгим, а обманчивое июньское северное солнце все не хотело садиться: уже одиннадцатый час вечера, а природа лишь погружается в зыбкий мираж белой ночи. Прошло еще сколько-то времени, и все пассажиры обитатели автобуса уже дремали, высунув в проход босые усталые ноги. Не спали только водитель, затравленно забившаяся в угол девушка — попутчица Павла Ильича, да Нинка с Петровичем.

— Так, слышь, Петрович, Яцек этот и говорит: «Мне б таких, как вы, еще четыре-пять автобусов в месяц, и все, я тогда настоящим великим паном стану», слышь, Петрович! Он вечером-то приходит, ну он Людку-то обычно вечером всегда забирал, дело такое. А тут говорит, дескать, и Нинку с собой бери. А я ему, Яцек, я, значит, чего, не по той части, да и, что я, от мужа того, гулять не пойду. Людка-то она разведенная, ей что, а я… да и скажет кто… А он смеется: «Да не, я не то, я на негоциацию, в смысле в ресторан и поговорить там, ну… о делах». Вот.

Петрович смотрел завороженно.

— Ну, и я в чем была, только морду намазала за две минуты и бегом. А ресторан-то этот китайский оказался!

— Ох ты, ешкин кот! — отреагировал Петрович.

— Ну! А я о чем! Вилок нет! Ложек нет! То есть ложка одна такая фарфоровая не чайная, не столовая, и только палки две.

— Какие еще палки?!

— Ну, деревянные такие, маленькие. Я их в две руки взяла, чтобы, значит, слякоть какую-то из тарелки подцепить, жрать-то охота, там за рубли-то особо не разъешься. Думаю, слякоть хоть эту китайскую пожую, а она скользкая, зараза. Ну мы с Людкой вдвоем-то друг на друга смотрим и смеяться вроде как не того, и ни тебе пожрать.

— Ну, так и как же вы?

— Ну, где палкой этой, где ложкой, а где и пальцем, как Яцек-то отвернется… Атак все с умом, про дела… Негоциация… На русском-то он так смешно говорит.

Автобус резко затормозил, так как мост через маленькую речушку оказался перегорожен серебристой, помятой в нескольких местах BMW, из которой вылезли три уголовного вида личности.

— Тьфу, черт! — остановившись, водитель обернулся и, показав пассажирам испуганное лицо, открыл дверь.

На ступеньки поднялись два бандита. У одного в руке был пистолет, а у другого две гранаты на поясе и одна в руках. Третий с автоматом стоял снаружи. Водитель незаметно для остальных путешественников поприветствовал их жестом.

— Мостик будет платный! — хрипло и без характерного для местных оканья сказал тот, что с пистолетом. — По сто баксов с каждого рыла!

Второй вынул из гранаты чеку, продемонстрировал ее проснувшимся «челнокам» и почесал чекой бритый затылок:

— Кто у вас старший будет?

Наступила напряженная тишина. Но длилась она недолго. Судя по всему, последним проснувшимся оказался Павел Ильич.

— Я тут старший, — спокойно и бесстрастно сказал он.

— Бабки с собой и пошли, — махнул ему пистолетом бандит.

«Челноки» в полной тишине проводили глазами странного, незнакомого им человека и приникли к стеклам окон с правой стороны, чтобы увидеть, как будет решаться его и их, собственно, судьба.

Павел Ильич отошел со всеми тремя бандитами к их машине. Те, что заходили в автобус, с деланной небрежностью помахивали: один пистолетом, другой гранатой без чеки, а тот, что с автоматом, мрачно и озабоченно озирался по сторонам, стоя на самом краю моста.

— Ну? — обратился к Павлу Ильичу первый бандит. — Общак у тебя? Сколько вас там?

— Двадцать пять с водилой! — выпалил второй. — Две с половиной штуки!

— Садитесь в свою машину и уезжайте поскорей! — спокойно произнес Павел Ильич.

Бандиты ошалели не столько от его слов, сколько от тона, каким они были произнесены. Кроме пренебрежения и усталости в нем не было ничего.

— Сейчас я тебе башку разнесу, сука, — первый бандит направил в лицо Павлу Ильичу пистолет.

— Брось пистолет, кретин! Садитесь все в свою развалину и уезжайте! — При этих словах Павел Ильич в упор посмотрел на первого бандита.

— В развалину?! Сдохни, падла, — с этими словами тот нажал спусковой крючок.

Павел Ильич, в метре от лица которого находилось выходное отверстие ствола, даже не вздрогнул. Как в замедленной съемке, он увидел разрывающийся в руках бандита пистолет. Обломки затвора, рукоятки, обрывки кисти руки в потоке порохового пламени от взорвавшегося в стволе дефектного патрона разлетались в стороны. Откинув назад обожженное и разодранное лицо, бандит стал валиться на своего товарища, который не устоял под его тяжестью и выпустил из рук гранату с выдернутой чекой. Оба они упали на эту гранату, и, хотя потрясенный неожиданным взрывом пистолета третий бандит с третьей попытки наконец передернул внезапно заевший затвор «калашникова», было уже поздно: граната взорвалась.