Идущий сквозь миры

Первый случай – когда месяца через три после своего зачисления на службу к нам Антонов, как он потом клятвенно заверял – спьяну, «перепутал» барак для женского персонала с борделем. Только вмешательство случайно оказавшегося поблизости колдуна, которого шум и крики оторвали от созерцания звезд, спасло незадачливого гуляку от участи быть растерзанным почти сотней разъяренных фурий и десятком их кавалеров.

Второй – когда он вздумал приставать к одной из дочерей Максимыча, четырнадцатилетней мулатке Алене. За это он в тот же вечер был жестоко избит лично Сато Симодой, обладателем одного из высших данов каратэ. Как выяснилось, по достижении пятнадцати лет Алена предназначалась в жены Симоде, о чем уже давно существовала договоренность между ним и нашим главным кухарем.

Третий случай произошел, уже когда его назначили матросом на мой корабль, в первом рейсе.

В одном из портов, поиздержавшись (думаю, излишне объяснять, куда ушли не столь малые деньги, выдаваемые нам на карманные расходы), он решил добыть их привычным способом: поигрывая мускулами, зажал в углу у надстройки Гришу Алмазова – самого молодого из команды – и с наглой ухмылкой попросил «взаймы».

На всякий случай нашаривая револьвер во внутреннем кармане, я направился к нему, прикидывая, как подоходчивей объяснить, что те, кто нарушают принятые у нас обычаи и правила, рискуют нажить очень крупные неприятности. Однако Ингольф меня опередил.

Подойдя к Антонову сзади, он ухватил его за пояс, без видимых усилий одной рукой поднял оторопевшего амбала, ударом кулака в поддых пресек попытку сопротивления, после чего перевернул вниз головой и, ухватив за ноги, опустил в воду с борта. Подержав так с полминуты, он вытащил Сашка обратно на палубу, сообщив, что в следующий раз продержит его ровно столько, сколько потребуется, чтобы он перестал дышать, после чего отпустит насовсем…

Вспоминая все это, я быстрым шагом приближался к жилищу капитана Ятэра.

На крыльце его дома я столкнулся с выходящим от Ятэра врачом базы Клодом Брезе.

– Как он? – спросил я.

– Плохо. Боюсь, что совсем плохо.

– Что, неужели из-за какого-то обморожения?… – начал было я.

Клод горестно махнул рукой:

– Знаешь, Базиль, как иногда бывает: старая машина вертится, скрипит себе потихоньку, вроде и ничего, а потом – что-то случилось, и все – рассыпалась на части, и не собрать.

– А эликсир?

– Невозможно. Его уже дважды им лечили, так что… – Клод вздохнул.

– И что, ничего нельзя сделать?

– Базиль, ты же знаешь, кто я такой. Может быть, врач из твоего времени и с вашими медицинскими приборами что-нибудь смог бы. А я ведь и во флот поступил из-за того, что считался неудачником.

Подхватив саквояж, лекарь удалился.

Я посмотрел ему вслед. И в самом деле, глупо было возлагать на него какие-то особые надежды. Военный врач с французского, времен Наполеона III, корвета, опрометчиво погнавшегося за странного силуэта парусником, – что он мог? В основном мы лечились у магов.

Я постучал.

– Ну кто там еще по мою душу? – откликнулся слабый голос.

Ятэр-Ятэр лежал на койке, положив поверх одеяла руку, обмотанную до плеча бинтами. Его седая клиновидная борода на лице, обтянутом пергаментно-желтой кожей, была задрана к потолку.

Я понял, что имел в виду Клод, говоря о враз остановившемся механизме, – передо мною была лишь тень прежнего Ятэра. Я ощутил холодок у сердца, ясно осознав, что Ятэр умирает и чуда теперь не произойдет.

– О, и ты пришел – вот спасибо, порадовал старика напоследок! – повернулся он в мою сторону.

Медленно я опустился на табурет рядом с койкой, не зная, что сказать.

– Вот, дружище Васка, – он попытался изобразить что-то похожее на улыбку, – кажется, конец мой подходит. Уже гнить заживо начинаю. Руку, вон, хотят резать – как будто я к предкам с обеими руками не попаду…

– А маги тебя не смотрели?

– Да что колдуны? Пробовали уже однажды, лет сто назад, – не вышло: говорят… это… иммунный я к ихним штучкам.

Значит, надежды не оставалось.

– Ну, что ты загрустил, дружище… – Его слабая рука похлопала меня по запястью. – Мы все будем там… раньше или позже. Чего уж теперь… Это хорошо, что ты пришел. Хотелось напоследок увидеть вас, ребята, – моих капитанов… Сколько вас осталось у меня – на одной руке пальцев хватит, – а ведь сколько было!… Ладно, чтоб не забыть. Когда я умру, все, что у меня есть, будет поделено между вами, моими друзьями…

Слова о том, что он еще проживет долго, застряли у меня в горле.

– Но одну вещь я хочу подарить именно тебе.

Слабым движением здоровой руки он указал на выглядывавший из-под соседней койки рундук:

– Там, в сером свертке…

Открыв крышку, я увидел лежавший поверх груды барахла продолговатый предмет, тщательно завернутый в грубое сукно и перевязанный кожаными ремешками.

Я развернул его и невольно приподнял брови. Внутри лежал автомат Калашникова. Вороненая сталь вытерлась до блеска, деревянный приклад был покрыт замысловатой резьбой и заново отлакирован. Нам не полагалось иметь подобного оружия, хотя на это давно уже смотрели сквозь пальцы.