Идущий сквозь миры

Я увидел, как, не сдержавшись, поморщился, глядя на нас, известный художник Марон, один из прежних ухажеров Хианы. Картины его пользовались известностью и приносили ему некоторый доход, хотя жил он в основном на деньги своего отца – богатого торговца рыбой.

Я издевательски кивнул ему.

Сенатор тем временем продолжал вещать что-то о мудрости правящего Гоаденом Тайного Совета, не подозревая, что именно в эти минуты солдаты уже выбегают из казарм, а упомянутый нами Джахандаран произносит вдохновенную речь перед толпой в пятнистых мундирах цвета леопардовой шкуры, заполнившей дворцовую площадь.

Я почти не слушал, думая только о Хиане. В ее присутствии я мог думать только о ней.

Познакомились мы случайно: как-то пришла она в магазинчик, где продавались мои статуэтки, мы разговорились, а уже через несколько дней она первая поцеловала меня…

Внезапно внизу послышался шум и топот множества ног, кто-то из кухонных работниц тоненько вскрикнул. Что-то с грохотом упало.

Дверь распахнулась от сильного удара сапогом, и уже через несколько мгновений комната наполнилась солдатами.

– Сенатор Тхай Онд есть среди присутствующих? – с гортанным акцентом, выдававшим в нем уроженца юга, спросил возглавлявший их капитан, не тратя времени на приветствия и прочие подобные излишества.

– Да, это я, почтенные, – сухо бросил наш хозяин, не вставая. – И зачем я вам нужен?

– Нет, ты-то нам как раз и не нужен, – рассмеялся стоявший позади капитана ротмистр и трижды разрядил в сенатора револьвер.

Казалось, мир рухнул в этот миг. Мы все стояли парализованные даже не ужасом – нет, этому чувству нельзя было подобрать определения. То, что мы только что увидели, просто не могло произойти.

Между тем убийца спокойно спрятал оружие, подошел к обвисшему в кресле телу сенатора Тхайа – члена императорской фамилии, министра по делам просвещения и искусств, члена Вышнего Синклита служителей Двуликого. Приподняв обвисшую голову за волосы, он смачно плюнул трупу в лицо.

– Вот так, – насмешливо произнес он. – Это тебе, шакал, за нашу кровь, которую вы пили из нас всю свою жизнь! – И добавил, нарочито коверкая слова, совсем как в анекдотах о тупых южанах: – Абыдна, да?

Он спихнул труп на пол. Только после этого мы пришли в себя.

Марон, воздев кулаки, бросился на капитана. Прогремел выстрел, и голова художника брызнула красными ошметками.

– Зря, Кахор, – со спокойной улыбкой обратился вожак к одному из своих людей, держащему наизготовку дымящийся карабин. – Я бы справился с этим слизняком сам, да и смерти он не заслужил.

Взгляд его перешел на замершую Хиану.

– Какая красавица, – прищелкнул языком капитан. – Я, пожалуй, заберу ее себе. Не дело такой прекрасной женщине быть среди этих слизняков.

По его знаку двое схватили все еще замершую в ступоре Хиану, заворачивая ей руки за спину.

И тогда я рванулся вперед. Никто из стоявших позади офицера не успел не то что выстрелить, но даже поднять оружие, а я уже оказался рядом.

Я увидел совсем близко его до странности спокойное лицо и отведенную замысловатым движением за спину руку.

Я и сейчас убежден, что мог бы достать его. И я почти достал его в прыжке, когда мир взорвался вдруг белой вспышкой и все поглотила тьма.

Я с трудом разлепил склеенные кровью веки и, подняв голову, огляделся.

На террасе не было никого. Мебель опрокинута и разбросана, плетеные кресла разломаны. На полу в сторону парапета шел смазанный кровавый след, как будто тащили мешок.

Ощупав голову, я едва не взвыл – пальцы коснулись подсохшей раны.

С трудом я поднялся – сначала на четвереньки, затем на колени и только потом, шатаясь, встал на ноги.

Еле-еле удерживаясь от того, чтобы не застонать от боли, я спустился на второй этаж.

В выставочном зале среди черепков своих последних скульптур сидел, равнодушно их перебирая, старый Стор – лучший ваятель Гоадена.

Лицо его было в синяках, щегольская хламида свисала клочьями.

– Надо же, – пробормотал он, мельком взглянув на меня, – если бы я немного поспешил, то с них уже успели бы отлить бронзовые копии, а вот теперь…

– Что произошло? Где Хиана? – спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не заорать.

– Это переворот, что же еще, – словно о чем-то малозначащем сообщил мне Стор, огорченно рассматривая мраморный осколок. – Спаситель народа явился. А Хиана… Хиану увезли эти дикари. Связали и запихнули в грузовик. И ее, и горничных, и девушек с кухни… А сенатора, и Марона, и еще одного… ох, запамятовал его имя… они выбросили в окно… Он еще был жив некоторое время… А дочерей хозяина прямо здесь… а потом – штыками… О, Двуликий, да что же теперь будет?! – Стор закрыл лицо руками, всхлипывая, словно ребенок.

Я спустился в холл.

Там словно порезвилось стадо бешеных обезьян. Мебель была опрокинута и сломана, росписи изрезаны и изрублены, многие панели выломаны и лежали на затоптанном полу среди свежих человеческих испражнений. Особенно досталось изображению богини красоты работы Марона, моделью для которого, как я помнил, послужила Хиана.

Лицо было изуродовано яростными ударами приклада, а в низ живота был воткнут глубоко ушедший в дерево штык-нож.