Огрызнуться бы, да боязно. Прямо с крыльца мэрии за экзекуцией наблюдал сам Феоктистов, а рядом с ним воплощением неземной угрозы застыл высокий подросток в черном плаще и с лицом, полностью скрытым за столь же черными волосами. Валерка знал уже, что это тот самый вестроносец Далин, который вчера поймал его за шкирку и оглоушил ментальным ударом, чуть не убив. Тот самый, что пообещал свести Валерку с ума, если он не согласится на порку. Даже смотреть на него было страшно, и мальчик, отвернувшись, принялся медленно стягивать с себя одежду. Только оказавшись совсем нагишом, он осознал, что за ним сейчас наблюдает вся площадь, и не только пацаны, в том числе и из младших классов, которых взрослые словно специально вытолкнули в первые ряды, но и девчонки! Валерка покраснел как помидор и поспешил взобраться на лавку, чтобы по крайней мере прикрыть срам.
Там его, впрочем, тоже в покое не оставили. Заставили широко развести ноги и привязали их за щиколотки к ножкам лавки, связали руки в запястьях под лавкой и под конец притянули его к лавке в районе поясницы широким матерчатым поясом, чтобы не слишком дергался. Только после всех этих приготовлений Далин на всю площадь объявил о вине Валерия Игнатьева и о вынесенном ему приговоре. Затем началась собственно порка.
Все ужасы, что нафантазировал себе Валерка о порке розгами, оказались жалким подобием реальности. Боль была такая, какую ему еще никогда в жизни не доводилось испытывать. Его словно на части старались нашинковать этими прутьями! Бог весть, где этот самый банщик Семенов сумел так напрактиковаться в порке розгами, но экзекуцию он проводил вполне профессионально, стараясь не оставить на ягодицах наказуемого ни одного не затронутого местечка, чередовал поперечные удары с продольными, когда кончик розги попадал меж раздвинутых ягодиц и оставлял отметины на внутренних поверхностях бедер. Когда все уже там стало багровым, он перенес удары на бедра, а потом и на спину наказуемого.
Валерка, не пытаясь сохранить даже остатки достоинства, сперва громко взвизгивал при каждом ударе, потом ревел белугой, умолял простить его, зачем-то звал маму, потом совсем охрип от собственных криков и лишь вздрагивал, когда очередная розга опускалась на его иссеченное тело. Просечек образовалась масса, и к концу экзекуции ягодицы мальчика приобрели от выступившей крови ярко-красный окрас. Ему не скостили ни одного удара, и только каким-то чудом он не потерял во время порки сознания.