Очевидно, самое главное — решиться. Дальше все просто. Через час мы находим школу и ночуем в физкультурном зале на матах. С нами ночуют группы из МВТУ. И хотя завтра первый день похода, мы не ложимся спать и устраиваем волейбольный матч МГУ — МВТУ. И даже выигрываем. Чудеса!
Утром первый переход. Мы шли на северо-запад. Нас вели две узкие линии — лыжня, проложенная по озерам, вдоль островов, к далекому Беличьему леспромхозу. Высокие берега и горы, поросшие серой тайгой (словно подстриженные ежиком), посылали на нас ветер.
Поначалу мне казалось, что впереди идут очень медленно. Но через полчаса рюкзак становится подозрительно тяжелым, а через час ругаешь головную группу: «Чего мчат как угорелые?» И вот, когда не можешь больше идти, неожиданный привал. Две таблетки глюкозы, сухарь — и дальше. Теперь уже не любуешься лесистыми берегами, а видишь только кусок лыжни и кончики лыж идущего перед тобой. Часто останавливаешься, рывком закидываешь рюкзак на шею, стоишь согнувшись, опираясь на палку, — даешь отдых плечам.
Через час со мной, как всегда, случилось несчастье. Я сошел с лыжни, раздался треск… Весь день я шел на одной лыже. Другая нога с обломком лыжи постоянно проваливалась. Я считал шаги. На второй тысяче сбился. Ну, еще сто шагов — и все. Скажу, дальше не могу.
Ребята мне сочувствовали, и только. Я ругал и поход, и туристов, и Ленку, которая достала мне эти лыжи.
Меня обогнал Меньшиков (он специально шел замыкающим).
— Отличный вариант…
И прошел дальше. И потому, что он не стал ахать и сочувствовать, а отнесся к этому очень просто, я понял, что нет ничего трагического и, наверно, бывало хуже.
Наконец (мне казалось, прошла тысяча лет) я дошел до избы нашей первой ночевки. Меня похвалили: «Молодец, дополз!» Левка усмехнулся:
— Помнишь, Димка, прошлый поход? Рюкзаки у нас были огромные и целина. Зинка шла и плакала. И у нас, глядя на нее, в горле щекотало. Дотащилась до избы, упала на порог и тут же заснула. Вот это молодец!
Я не знал, было ли так на самом деле, но встал и пошел помогать пилить дрова.
…Засыпая, я слышал, как за стеной по озеру метался, выл, свистел ветер. И тихо дребезжало разбитое стекло в окне, завешенном штормовкой. Я лишь помню, что ночью я снова шел по лыжне до следующей ночевки, и был очень разочарован тем, что, проснувшись, оказался на том же самом месте и что этот путь мне еще предстояло пройти.
Утром по привычке пошли умываться. Меньшиков отказался:
— Пусть мой классовый враг умывается, нам идти по морозу и ветру.
Но, увы, мы еще были цивилизованными, и полгруппы перешло в «классовые враги».
Лыжу мне сбили еще с вечера Коля и Меньшиков. Сверху приладили полбревна, снизу — консервную банку.
И опять только кончики лыж идущего впереди. Сугробы замерзли, они словно высечены из белого камня. Палки на снегу скрипят, как старые двери. Берега низкие и далекие. Выпрямляешься, смотришь по сторонам — и кажется, все пространство разделено на две неравные части темной мохнатой линией леса. Нижняя, меньшая часть очень белая — земля. Верхняя, тоже белая, но со значительными сероватыми оттенками, — небо.
Первая холодная ночевка. Мы с Леной дежурные. Роем в снегу яму для костра. Ленка разжигает костер, я рублю сухие сучья, что приносят мне ребята. Остальные пилят сушняк для костра, валят ели, рубят с них ветки, так называемый лапник. На лапник устанавливаются палатки. Надо сказать, что сегодня мы впервые принимали Колину пилу. Коля ее очень хвалил. Меньшиков, напротив, заметил: дескать, Коля любит таскать с собой металлолом — и напомнил нам трагическую судьбу некрасовского атамана Кудеяра, который срезал дуб ножом.
Первым делом пила сломалась. Кое-как ее починили. Потом Коля и Алешка взмокли, пока срезали ель. Пропилили ее чуть ли не насквозь. Стоит. Пробовали толкнуть. Закачалась. Мы были свидетелями, как дерево прыгнуло и упало. Нет, не на ребят. Но в самый последний момент Коля умудрился попасть под нее. Мы застыли в ужасе. Но он вылез целым.
Моя первая холодная ночевка прошла неудачно. Я лежал в коллективном мешке, надел на себя все теплое и поэтому замерз. Я почти не спал и разбудил Ленку на час раньше. Она меня осыпала градом проклятий. Меньшиков смеялся.
— Всю жизнь буду рассказывать, какие у меня были сознательные дежурные.
На этот день у Меньшикова был свой план. Он предложил идти напрямик, через перевал. Еще в Апатитах он узнал, что несколько дней тому назад по этому пути прошли два охотника. Если погода не испортится, вечером будем в «заповеднике» (теплая ночевка).
Алешка согласился. Вообще (об этом никто не говорил, но это все знали, в том числе и Алешка) начальником нашей группы стал Меньшиков.
Мы вышли рано. Сугробы были серыми, чуть фиолетовыми. Темнели заросшие лесом горы.