Читаем Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник полностью

Быть может, в ночиКто-то прошел по лугу Ёдо,Путь желая скосить?Подождем, примятые травыРасправятся снова к утру.

Когда предавалась печальным думам…

Как же мне быть?Тягостно жить под этимДождливым небом.Рукава мокрее становятсяС каждым минувшим днем.

* * *

И без тогоНочами глаз не смыкаю,А сегодня и вовсеНе до сна — да и как тут уснешь —Колокольный звон вдалеке!

* * *

Стемнеет вот-вот…Сколько раз я день провожала,Уныло внимаяКолокольному звону, и сноваВозвещает он: «Солнце зашло».



* * *

Вечерней поройОблака… От них я не в силахГлаз оторвать.Потому и решила — отнынеНа небо смотреть не стану[94].

* * *

Снова и сноваПечаль подступает к сердцу.Ах, если б моглаПусть совсем короткое времяПрожить, не вздыхая так часто.

* * *

Когда в СумиёсиСмотрю на бледнеющий в небеМесяца лик,Сердце тоска сжимает —Он так от меня далеко[95].

Один человек, когда я сказала ему: «Стану монахиней», — ответил: «Постарайтесь хоть на какое-то время обрести душевный покой…» Тогда я написала ему так:

Если в мире останусь,Со всеми бедами нынешнимиПримириться сумев,Боюсь, еще больше горестейПридется изведать в грядущем.

Увидев на картине адских мук изображение грешников, повисших на дереве с ветками-мечами…

Невыносимо!Согнулись от страшного бремениВетки-мечи.В каких же таких грехахЭти люди повинны?

Когда ездила в святилище Камо, соломенные сандалии натерли мне ногу, и я обернула ступню бумагой, а какой-то человек сказал:

Разве годитсяБожественной этой бумагой[96]Обвертывать ноги?

Я ответила:

Но ведь недаром Нижним[97]Святилище это зовется.

В том же святилище мне сказали:

Даже оградуУ обители быстрых боговГотова перешагнуть[98].

И я ответила:

И все же разве возможноСтать приношеньем богам?[99]


ДНЕВНИК




Пока я встречала рассветы и закаты, печалясь и вздыхая о связях этого мира, кои мимолетного сновиденья непрочней[100], как-то неприметно остался позади десятый день четвертой луны[101], и теперь деревья составляют такую плотную сень, что ни один солнечный луч проникнуть сквозь нее не может[102]. Сегодня, когда я рассеянно смотрела на сад, на траву, зеленеющую на насыпи вокруг дома[103], — другой ее и не заметил бы, а в моем сердце она невольно возбудила щемящую тоску — мне почудилось, будто кто-то мелькнул за изгородью, пока же я гадала: «Кто бы это мог быть?» — человек этот вышел на свет, и оказалось, что это не кто иной, как Кодонэри, отрок, прислуживавший ранее покойному принцу.

В тот миг на душе у меня было как-то особенно грустно, поэтому я попросила дам передать ему следующее[104]:

— Отчего так давно не показывался в моем доме? Ведь ты для меня память об ушедших в прошлое днях…

— Мне было неловко докучать вам своим присутствием, не имея на то определенной причины, — поведал отрок, — к тому же последнее время я жил в горной обители… Видите ли, оставшись без всякой опоры и изнемогая от тоски и одиночества, я рассудил за благо пойти в услужение к принцу Соти-но мия[105], мне подумалось вдруг: «не обрету ли я в нем замену…»

— Рада слышать это, — сказала я. — Боюсь только, принц вряд ли заменит тебе ушедшего. Он слывет человеком весьма изысканным и высокомерным…

— Вы правы, но со мной его высочество был чрезвычайно приветлив, тут же призвал к себе и изволил осведомиться, бываю ли я в вашем доме, когда же я ответил: «Да, бываю», он сказал: «Передай госпоже вот это и спроси, что она об этом думает?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Японская классическая библиотека

Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина
Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина

Это личный дневник дочери аристократа и сановника Сугавара-но Такасуэ написанный ею без малого тысячу лет назад. В нем уместилось почти сорок лет жизни — привязанности и утраты, замужество и дети, придворная служба и паломничество в отдалённые храмы. Можно было бы сказать, что вся её жизнь проходит перед нами в этих мемуарах, но мы не знаем, когда умерла Дочь Такасуэ. Возможно, после окончания дневника (ей уже было за пятьдесят) она удалилась в тихую горную обитель и там окончила дни в молитве, уповая на милость будды Амиды, который на склоне лет явился ей в видении.Дневник «Сарасина никки» рисует образ робкой и нелюдимой мечтательницы, которая «влюблялась в обманы», представляла себя героиней романа, нередко грезила наяву, а сны хранила в памяти не менее бережно, чем впечатления реальной жизни. К счастью, этот одинокий голос не угас в веках, не затерялся в хоре, и по сей день звучит печально, искренне и чисто.

Дочь Сугавара-но Такасуэ , Никки Сарасина

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

История Железной империи
История Железной империи

В книге впервые публикуется русский перевод маньчжурского варианта династийной хроники «Ляо ши» — «Дайляо гуруни судури» — результат многолетней работы специальной комиссии при дворе последнего государя монгольской династии Юань Тогон-Темура. «История Великой империи Ляо» — фундаментальный источник по средневековой истории народов Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии, который перевела и снабдила комментариями Л. В. Тюрюмина. Это более чем трехвековое (307 лет) жизнеописание четырнадцати киданьских ханов, начиная с «высочайшего» Тайцзу династии Великая Ляо и до последнего представителя поколения Елюй Даши династии Западная Ляо. Издание включает также историко-культурные очерки «Западные кидани» и «Краткий очерк истории изучения киданей» Г. Г. Пикова и В. Е. Ларичева. Не менее интересную часть тома составляют впервые публикуемые труды русских востоковедов XIX в. — М. Н. Суровцова и М. Д. Храповицкого, а также посвященные им биографический очерк Г. Г. Пикова. «О владычестве киданей в Средней Азии» М. Н. Суровцова — это первое в русском востоковедении монографическое исследование по истории киданей. «Записки о народе Ляо» М. Д. Храповицкого освещают основополагающие и дискуссионные вопросы ранней истории киданей.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература
Сказание о Юэ Фэе. Том 2
Сказание о Юэ Фэе. Том 2

Роман о национальном герое Китая эпохи Сун (X–XIII вв.) Юэ Фэе. Автор произведения — Цянь Цай, живший в конце XVII — начале XVIII века, проанализировал все предшествующие сказания о полководце-патриоте и объединил их в одно повествование. Юэ Фэй родился в бедной семье, но судьба сложилась так, что благодаря своим талантам он сумел получить воинское образование и возглавить освободительную армию, а благодаря душевным качествам — благородству, верности, любви к людям — стать героем, известным и уважаемым в народе. Враги говорили о нем: «Легко отодвинуть гору, трудно отодвинуть войско Юэ Фэя». Образ полководца-освободителя навеки запечатлелся в сердцах китайского народа, став символом честности и мужества. Произведение Цянь Цая дополнило золотую серию китайского классического романа, достойно встав в один ряд с такими шедеврами как «Речные заводи», «Троецарствие», «Путешествие на Запад».

Цай Цянь , Цянь Цай

Древневосточная литература / Древние книги