Размышляя над этим, Бронвин вышла из дома с черного хода и пошла в сарай за лопатой. Нана сказала, что девушка "знает", где искать ее. Осматривая сад, Бронвин раздумывала, а не придется ли ей копать до конца своей жизни в ее поисках.
Вздохнув, она начала бродить вокруг, пытаясь придумать, где бабушка могла зарыть книгу, и, наконец, остановилась возле старых солнечных часов в центре сада. В течение некоторого времени женщина непонимающе смотрела на них, когда до нее, наконец, дошло, что декоративные символы на внешнем крае были похожи на тот, что она видела на воротах Калеба — кельтского происхождения.
Странно! Так или иначе, Бронвин не думала, что Калеб или, по меньшей мере, его народ, происходили от кельтов, но опять же она на самом деле ничего не знала о Радже.
И все же, она нашла Калеба из-за символа.
Бронвин осмотрела солнечные часы, а затем начала копать у их подножья, в той точке, что отмечала середину дня или середину ночи. Колдовской час. Почти сразу она на что-то наткнулась.
Отбросив лопату в сторону, женщина встала на колени, руками убирая последний слой земли. Металлический ящик, который она нашла, был ржавым, что не удивительно, так как с тех пор, как бабушка закопала его, прошло более одного десятилетия, до того как она заболела и стала слишком немощной, чтобы ухаживать за садом. Подняв его, Бронвин стряхнула грязь, чувствуя, как сердце защемило от боли и волнения. Защелка проржавела, как и сама шкатулка, не поддавалась, но девушке, наконец, удалось открыть ее. Когда она распахнула крышку, первое, что попалось ей на глаза, это пачка пожелтевших страниц.
Слова расплывались перед глазами, когда Бронвин дочитала до конца, больше потому, что ей не приходило в голову, что бабушка могла написать ей что-то перед смертью, чем от содержания, хотя оно принесло умиротворение. Все это время оно лежало здесь, в то время как она желала услышать лишь несколько слов от бабушки! Хоть какой-то совет!
Женщина прижала к груди листки, и закрыла глаза, пытаясь почувствовать близость к Нане через пожелтевшие листы бумаги.
Ей это не удалось, и Бронвин захотелось расплакаться.