Иеремиевы огни (СИ)

Очень скоро вертолёт опустился на ярко освещённую посадочную площадку, и тамас повёл всех за собой к недалеко стоящему госпиталю — хмурому, по обычаю Центрального Севера выкрашенному в серый и бледно-жёлтый цвета трёхэтажному зданию, на удивление близко расположенному к месту приземления вертолётов. Наспех, что ли, устроили площадку? У дверей госпиталя стояли целых четверо суровых — и в то же время как будто потерянных — солдат: в каждой паре один генштабовец, один эмдэшник. Тамас, подойдя, кивнул им на свой ничего не понимающий выводок, и солдаты слаженно распахнули обе двери.

— Врачей сразу к главному, медсестёр на первый этаж, первое крыло, второй кабинет, — напутствовал тамаса его соратник, заметно потрёпанный в боях аурис, и тот коротко кивнул, принимая к сведению.

В холле он остановился, оборачиваясь к медсёстрам.

— Вы слышали куда идти, — отрывисто проговорил тамас. — Сумки пока можете оставить за приёмной стойкой, потом заберёте, как получите назначение. Врачи — за мной!

Анжела оглянулась на своих девочек-коллег, только и делающих, что недоуменно и опасливо оглядывающихся, и, поняв, что руководство надо брать на себя, хлопнула в ладони, привлекая к себе внимание.

— Приёмная стойка — вон, — с улыбкой она указала за свою спину. — Пошли побыстрее, а то ещё кто-нибудь будет недоволен.

Девочки — самая старшая двадцати пяти лет, младше Анжелы и Гери на три года — послушно побрели к стойке. Подгоняющая их Анжела убедилась, что нормальное отношение к непредвиденной ситуации восстановлено, последней бросила сумку и своим ставшим уже притчей во языцех лёгким, неслышным и очень быстрым шагом повела всех в левое крыло.

Второй кабинет оказался тесной каморкой-пеналом. У одной его стены стоял стол, за которым копошился седой до белизны сильвис с запавшими глазами, у другой оставался проход, вмещающий примерно как раз пять-шесть человек, если они встанут в линию. Анжела прошла к окну, так и не получив от сильвиса ответа на своё «Медсёстры с Лесного прибыли. Можно войти?», скользнула взглядом по толкающимся позади Гери коллегам и наконец смогла рассмотреть одетого в плотный больничный халат сильвиса подробнее. Он в этот момент вскинул на их маленькую колонну бледно-зелёные глаза — и Анжеле показалось, что её насквозь прошили два узких блестящих скальпеля.

Хлопнула дверь: в каморку один за другим ступили двое солдат: один — наголо бритый хорон, в чём-то испачканной гэшээровской военной форме, нашивки на которой выдавали в нём человека, забравшегося настолько высоко, насколько возможно, и второй — эмдэшник-сильвис, пестроволосый — чёрный, рыжий, жёлтый вперемешку — и как будто только-только из мирного города. Они казались двумя противоположностями: хорон лет сорока пяти — пятидесяти был крепко сбитым, с широкой грудью, явно хорошо накачанным телом, с небольшими, тоже рентгеновски прошивающими всех карими глазами, сильвис же больше походил на радостный лёгкий сполох — наверное, так и не был на войне ни разу за свои, на взгляд Анжелы, тридцать с небольшим лет. В их паре он шёл первым и первым же подал голос:

— Отец, я привёл Керена! Можешь начинать!

— Я уже почти закончил, — брюзгливо поджав губы, отозвался седой сильвис и помахал в воздухе рукой. — Не мельтеши на краю зрения, Мисао. Хватит того, что тут целая куриная сходка — спасибо, хоть не кудахчут!

Анжела гневно выдохнула через ноздри, но благоразумно промолчала. За совсем закопавшимся в бумаги старым врачом наблюдать было неинтересно, и она стала украдкой следить за солдатами. Мисао, равнодушно пробежавшийся взглядом по их медсестринской пятёрке, залип на Гери, с задумчивым видом накручивающей себе на палец бледно-жёлтую прядь недлинных волос, — ничего удивительного, так себя вели почти все, кто впервые сталкивался с её сногсшибательной красотой. Его коллега же буравил взглядом того, кого Мисао назвал отцом, и по лицу его читалось всё что угодно, кроме желания или хотя бы готовности работать с ним вместе. Получше рассмотрев Керена, Анжела осознала, что он буквально недавно побывал в какой-то переделке и явно отбрыкнулся от врачей: левая бровь была рассечена и отблёскивала запёкшейся кровью, видные из-под формы запястья и кисти во многих местах стёсаны — то ли в драке, то ли об бетон. Из-за пыли, покрывавшей его форму, она казалась серой.