Иеремиевы огни (СИ)

— И вовсе Гери не такая, — сухо отозвалась она. — Да, когда-то оказалась к этому близка, но вовремя одумалась и сейчас очень далека от этого, что бы там кому ни казалось. Просто с подросткового возраста она осталась без родителей, под опекунством дяди, которому вообще было плевать на неё, так что пользовалась своей красотой, чтобы без лишних усилий получать то, что хочет. А я ей позволяла, пока мне не надоело. Я тащила её за собой, надеялась, что однажды она одумается, а получилось, что это я поняла, что шею, кажется, натёрло. Гери и в институте на медсестру училась так-сяк, потому что ей туда не хотелось, но я сумела её убедить, что это лучше, чем модельное агентство и, в будущем, эскорт. Вплоть до диплома половину она сдавала благодаря мне, а половину — за красивые глаза и кое-какие услуги…

— А на диплом ты сказала «нет»? — усмехнулся Аспитис.

— Примерно. Наотрез отказалась помогать: во-первых, у меня банально времени не было, я тогда в больнице уже подрабатывала, а во-вторых, хватит. Боялась, что она сдастся и уйдёт, но Гери взялась за ум и сдала всё сама. Я думала, потому что жалко было трёх лет, а она сказала, ради меня, — Анжела тепло улыбнулась.

— Франка, надеюсь, не она тебе нашла?

Аспитис и сам не знал, зачем начал её подначивать. Улыбка с лица хорони пропала, как будто её и не было, и она решительно встала, оправляя юбку.

— Знаете, ничего удивительного, что вы именно это спрашиваете, — холодно сказала Анжела, пока Мессия размышлял, кто его тянул за язык. — Нормальный человек ни за что не пошёл бы управлять организацией только для того, чтобы продолжать эту разделяющую людей по дурацким принципам политику. Вам явно проще ненавидеть и всех воспринимать врагами, чем хотя бы на секунду допустить, что кто-то может быть правда хорошим. Может, вы и Рэксу не хотите помогать, потому что рассчитываете, что без этого он умрёт, а вы будете ни при чём?

Аспитис вскинул брови, но ничего говорить не стал. Анжела с каменно прямой спиной вышла из палаты, оставляя его наедине с тем самым Рэксом, которому он якобы желал смерти, и собственными далеко не светлыми мыслями.

Разговор получился болезненным — не только из-за того, как кончился, но и в общем, с начала и до конца. Аспитис не знал, что чувствовала Анжела, рассказывая про предавшего её мужа, но в нём самом воспоминания о Луизе, её неоднозначной смерти и рассуждения о любви отозвались будто ещё одной сломанной костью. То, что было с Рэксом, уже и правда отболело — один только барьер остался, не дающий поверить его защитникам по-настоящему, — Луиза же по-прежнему была занозой в сердце. Занозой чего-то несвершившегося, хорошего, возможного — если бы не его собственное отношение к миру и людям.

Рубикон был пройден, когда Бельфегору было шесть лет. Они с Луизой и её личным телохранителем Эдвардом отбыли как гражданские лица на поезде в На-Риву — а точнее, на Рифовое море, популярный курорт, — когда к Аспитису, пряча глаза, постучался Цезарь, добывший интересную видеозапись. В собственном доме Аспитиса Эдвард и Луиза развлекались на супружеском ложе — если, конечно, его вообще можно было так назвать, — и Цезарь в ответ на его безумный взгляд уточнил, что может предоставить подобное годичной и двухгодичной давности. Это был перебор. Аспитис сразу понял, и почему его жена отказывалась менять телохранителя, и почему именно с ним уехала отдыхать, открестившись от предлагаемого им сопровождения, — а главное, почему она, несмотря на все его старания, не замечает, что он стал разговаривать с ней не как с советником и «политическим партнёром». Он распорядился снять туристов с поезда и стал ждать Луизу в своём кабинете.

Тот разговор тоже вышел острым, как свежезаточенный нож, потому что Луиза не хотела понимать, что такого она совершила противозаконного и почему должна была сразу предупредить мужа о новом любовнике — раз уж он задержался больше чем на одну ночь. Тогда Аспитис впервые осознал, что жена боится его — боялась, что, узнав о любовнике-телохранителе, он немедленно разлучит их из банальных соображений безопасности или из-за несоответствия статусов. Он не был для Луизы человеком — но был опасным абсолютным монархом, с которым бесполезно разговаривать, а желаемое возможно получить лишь обманом.

Это было больно — Аспитис за эти годы, прошедшие со смерти Квазара, уже успел подзабыть, что такое душевная боль. Он решил признаться, что давно хочет перевести их с Луизой отношения в более романтическую плоскость, что, например, ему представляется вполне возможным, потому что Эдвард для неё всего лишь сексуальный партнёр, а не нечто большее, но натолкнулся лишь на презрительный смех.