Иеро не забыт

– Благодарю тебя! Мы пришли издалека, чтобы помочь нашему другу Иене и его народу. И хотим сражаться с теми, кого вы зовете слугами Нечистого; наше название дня них еще хуже. Загляни в разум каждого из нас, и ты убедишься, что мы желаем только искренней дружба Нельзя ли, однако, сделать так, чтобы мы могли дышать чистым воздухом? Запах города и твоей плавающей в воде большой черепахи угнетает нас… Можно ли сделать его не таким сильным? Если нет, мы потерпим. И обещаю: мы пойдем туда, куда пойдешь ты, будем есть, пить и сражаться вместе с тобой – и умрем, если будет нужно, с твоими воинами.

Закончив перевод, Иеро заметил, что слова огромного иир'ова произвели впечатление на северянина.

– Пожалуйста, скажи им, – торопливо начал пер Эдард, – что я постараюсь при первой возможности перевести их на вспомогательное парусное судно. Там воздух почище… нет этого дыма я угольной пыли. Честно говоря, меня я самого иногда мутит от запахов… Ну ладно, теперь мне надо прикрывать высадку десанта. Гляди: первый парусник уже приближается к берегу!

Пока шла беседа, суда со Стражами Границы миновали строй дредноутов и начали с осторожностью продвигаться к вытянутым в море причалам. Разговоры на мостике смолкли; все застыли в напряжении, всматриваясь в берег и ожидая контратаки. Иеро попытался вытянуть к городу ментальный щуп, но наткнулся на непроницаемую стену. Барьер, который воздвигли Аббатства над своим военным флотом, оказался так же непроницаем изнутри, как и снаружи. Священник не мог ни послать, ни принять сообщение; сфера действия его ментальных сия была ограничена палубой корабля. Шепотом он сообщил об этом перу Эдарду.

– Да, правильно. Аббат Демеро предупреждал нас. И еще я слышал, что за последний год ты стал прямо рекордсменом в таких вещах! Теперь у нас много народа занимается этим… наверно, они будут счастливы заполучить тебя обратно! А что касается щитов… Знаешь, большие люди – я имею в виду Совет – решили, что в наших рядах есть пара-другая мерзавцев, а потому каждому навесили эти штуки. Так что утечка любых сведений исключена.

Иеро кивнул, и они обратились к созерцанию стройных шеренг пехоты Аббатств, катившихся мимо причалов к затянутым дымом узким улочкам, что вели в центральную часть Нианы. Кроме отдаленных криков, доносившихся сквозь треск и шипение огня, других звуков не было слышно. Не замечалось и каких-либо попыток к сопротивлению – во всяком случае, в порту. Второе парусное судно подошло к пирсу, и с него хлынул поток воинов. Офицеры – некоторых из них Иеро знал – выкрикивали команды, строили своих людей я вели их в глубь городского лабиринта. Один корабль за другим причаливал к берегу, выплескивая человеческий груз, пока Иеро не подсчитал, что в город вошли уже два полных легиона, не меньше четырех тысяч бойцов. Невольная зависть охватила священника. Он был разведчиком-рейнджером, офицером отборных частей военных сил Аббатств, и сейчас не мог сдержать желания – немного детского, как он сам понимал, – ринуться вместе со Стражами Границы на завоевание Нианы. В нем проснулся солдат, опьяненный предвкушением битвы. Но Иеро был достаточно мудр, чтобы глубже разобраться в собственной душе. Целый год метс не виден соотечественников. Он прошел тысячи миль, подаривших ему новых друзей, жену, высокое положение – все, о чем стоило мечтать. Однако новое оставалось новым, и сейчас Иеро чувствовал себя так, словно вернулся к родному очагу. И пока монолитные ряды пехоты пересекали предпортовую площадь, исчезая в разверстых зевах улиц, ему страстно, до боли захотелось стать одним из этих парней, рядовым бойцом, частью роя, стан, легиона, корпуса. Чувство, древнее как мир. Иеро не догадывался, что в этот миг его глазами смотрит один из ветеранов-легионеров, которые пронесли римских орлов от болот Британии до обожженных солнцем плоскогорий Ирана.

Однако метс был не только солдатом – он был священником. И невольно слова благодарности Творцу начали складываться в голове; Господь благословил его, дозволив лицезреть поступь воинов Божьих по земле врага. Он знал, что лишь гордыне обязан этим смятением души. Господь благословил его и не раз вел к победе. Он даровал своему рабу много больше, чем тот потерял, и пер Дистин, смиренный служитель Божий, ни в чем не мог упрекнуть Создателя. Но… но как он хотел бы маршировать в этих молчаливых шеренгах!

Эти раздумья были прерваны некоторым оживлением, воцарившимся на мостике. Кто-то поднимался по трапу – несколько человек, как Иеро успел мельком заметить. Но все взгляды были прикованы к первому из них. Он был уже немолод и почти лыс – редкий случай для метса. Чисто выбритое лицо не выдавало возраста – лишь подсказывало, что его обладателю за сорок. Вновь прибывший не носил фуражки, но левый рукав украшала знакомая эмблема – золотой якорь я кораблик с распущенным парусом. В остальном его одежда казалась столь же простой, как у другим, но ни один из стоявших на мостике моряков не сомневался, кто посетил их.

Быстро повернувшись к Иеро, адмирал ответил на салют и произнес: