Иероглиф

Жизнь на нелегальном положении нравится первые пять дней. Потом к ней привыкаешь. Так живут сотни тысяч и даже миллионы простых людей. Мы никому не нужны. И нам никто не нужен. В течение целого дня, и даже недели, и даже месяца, никто нам не звонит. Свободно можно умереть, запершись в квартире. И только когда нехороший запах пойдет через дверь на лестничную клетку, соседи позвонят в милицию, милиция позвонит в МЧС, МЧС позвонит милицейскому следователю, и все они вместе, большой дружной компанией, с дрелью, взрывчаткой и дворником, приедут на дом к несчастному и откроют дверь. Потом, может быть, появится маленькая строчка в районной газете. И все. В Городе, где долгое время правил мой папа, откуда его выгнали с позором и угрозами, куда ему нельзя было возвращаться, меня, его дочь, никто не ищет, не останавливает. Никто не ломится ко мне в арестованную квартиру. Проще говоря, меня никто не хочет знать. И я уже приспособилась к новой анонимной жизни. Я существую в режиме автономного плавания, как подводная лодка, с запасом пресной воды и сухофруктов.

…Сципион нашел меня только через две недели. Видимо, не очень искал. Но потом все же вспомнил и просто явился и позвонил в дверь.

Я открыла. Охранник стоял на пороге, гневно сдвинув брови.

– Всем открываешь, без разбора? – спросил он с кривой усмешкой.

– Я тебя видела в глазок.

– Мне твои родители поручили за тобой присматривать, – терпеливо начал объяснять Сципион. – Прошу от меня не скрываться и держаться в поле зрения по причине твоего европейского несовершеннолетия и общей слабости. Если с тобой опять что-то случится, родители этого не переживут. Им будет очень больно. Я понятно объясняю?

– Как ты меня нашел?

– Очень было трудно догадаться, – саркастически произнес Сципион. – Задачка для третьеклассника.

Сципион покопался в нагрудном кармане и протянул мне российский внутренний паспорт. Я открыла: это оказался мой паспорт, но на мамину фамилию. Фотография была моя.

– Почему фамилия не моя?

– Китайцы говорят: когда кризис, надо менять имена… – загадочно сказал Сципион. – Поедем, я записал тебя в школу. Если будешь бездельничать – осенью пойдешь в девятый класс, с детьми. Если подготовишься – сдашь экзамены, поступишь сразу в десятый. Какие у тебя планы? В девятый или в десятый?

– В десятый, – пробурчала я.

Мне кажется, что «нянь» на мне отрывается. На самом деле ему не до меня. После бегства папы он остался без работы и трудолюбиво строит свой бизнес. Пока я корячусь за рулем, осваивая навыки экстремальной езды на джипе, его мобильный все время звонит, и он с кем-то ведет усиленные переговоры с недомолвками и плохо завуалированным матерком.

Через три месяца такой страшной жизни, с репетиторами, букварями, тренажером для ноги и редкими выездами в «дом отдыхов» со Сципионом и еще двумя мордоворотами, я полностью освоила программу девятого класса, и в школу меня взяли в десятый класс экстерната.

Я почти счастлива! Остаются считанные дни, и я опять войду в коллектив ровесников, буду смеяться, рассказывать анекдоты, хихикать над преподавателями.

* * *

…Первого сентября Сципион повез меня в школу. Я страшно волновалась.

– Познакомишься с рабочим классом, – проронил он. – Кто у нас учится в рабочке? Отстойники. Выброшенные за борт люди. Мотальщицы-давальщицы.

Я молча стискивала зубы.

Ничего страшного я не увидела. Дети как дети. Все готовились куда-то поступать. Только одна девушка пришла в экстернат получать не аттестат половой зрелости, а непосредственно школьное образование, это была крайне знойная особа неопознанного возраста от семнадцати до сорока пяти, и звали ее Илона. Так, во всяком случае, она представлялась. Она сразу оценила мои парижские тряпки и уселась со мной за одну парту.

Илона заваливала меня глянцевыми журналами и все время звала вечерами в клубы на корпоративные мероприятия. Но я была хромая, и шрам на голове все еще был виден. Он просвечивал сквозь светлые волосы. Илона посоветовала мне купить парик. Потом притащила мне свой, взлохмаченный, рыжий, с мелированием, и водрузила мне на голову: «Ну, чистая подстава! – сказала она. – Тебе очень к лицу. Скоро пойдем в свет».

Утром Илона упорно осваивала азы русской грамоты в нашей школе, а вечерами трудилась в ночных клубах. Участвовала в показах мод, если брали. В классе она всем говорила, что на самом деле долго жила в Арабских Эмиратах, в гареме шаха, и потому у нее так плохо с русским языком. «Я вообще не русская. Я из Прибалтики». Однако наряду с легким прибалтийским акцентом у Илоны проскальзывали и фрикативные «Хы» вместо «Гы», и это наводило на мысль, что ее папка или мамка были с Украины. Впрочем, никому в голову не приходило потребовать паспорт у этого несчастного существа, которому пришлось так много пережить на своем недолгом веку.

Илоне пришлось бежать от шаха, прихватив несколько килограммов украшений. Сбежала от шаха она через пустыню, на автомобиле. Потому что, если бы она летела самолетом, ее бы задержали в аэропорту и арестовали бы, а то и просто вернули бы шаху, и тот сгноил бы ее в подземелье.