Иероглиф «Любовь»

– О, простите, госпожа! – испуганно воскликнула она.

– Я запомню это, – ответила Шэси. – А теперь ступайте прочь. Все прочь! Я буду ждать императора.

Смуглая красавица села у окна и своими изящными пальцами принялась перебирать струны на старинной цитре-чжэн. Шэси играла мелодию «Бутон ожидает росы», и под завершающие аккорды в покои очаровательной наложницы вошел император Жоа-дин.

Шэси немедленно отложила цитру и склонилась перед императором в глубоком поклоне.

– Не прячь своего лица, милая, – сказал ей император, исполняясь весеннего чувства. – Я прибыл к тебе, чтобы узнать, так же ли ты хороша, как твои дары.

Шэси подняла голову и откровенным взглядом посмотрела на императора.

– Я счастлива отдать владыке все, что он пожелает, – сказала она.

В это мгновение красота Шэси из рода Циань была поистине ослепительна.

Весь вечер и всю ночь из покоев Лаковой Шкатулки доносились то веселый смех, то звон золотых чаш, то звуки цитры, то вздохи и стоны, исполненные страсти. Утром один из главных евнухов, держа в руках особый свиток и кисть для письма, вошел в спальню, где почивали, положив друг другу головы на плечи, император и драгоценная наложница.

Евнух деликатно позвонил в колокольчик, висевший у него на поясе.

– Что такое? – просыпаясь, недовольно воскликнул император.

– Простите, владыка, но ваш ничтожный раб пришел сообщить, что согласно правилам дворцового расписания вашему величеству следует покинуть наложницу. Уже утро.

Тут проснулась и Шэси и при этом бросила на евнуха далеко не миролюбивый взгляд.

– О, эти дворцовые правила! – фыркнул император. – Но что поделать! Государственные дела ждут.

– Мои глаза ослепнут от слез, пролитых в разлуке с вами, владыка, – прошептала Шэси.

– Я вернусь, – пообещал император, целуя наложницу в ямочку на подбородке – эта ямочка особенно его пленила. – Я возвел тебя в ранг драгоценной наложницы, мой прелестный цветок. И нынче же вечером жажду снова вдохнуть твоего аромата.

– Простите, владыка, – не унимался евнух. – Но согласно внутреннему распорядку я должен записать...

– Что записать? – рассердился император.

– Осчастливили ли вы наложницу Шэси...

– О, несомненно, – ответил император. – Осчастливил. Несколько раз.

– Бессчетно, – внесла уточнение госпожа Шэси, бросая на императора пылкий взгляд. – И могло ли быть иначе? Ведь государь силен, как тысяча тигров, и неутомим, словно резвящийся дракон.

– Благодарю вас, владыка, – поклонился евнух. – Я так и запишу.

И он, развернув свиток, принялся выписывать в нем иероглифы.

А на пороге уже протирали колени в почтительных поклонах слуги, пришедшие одеть императора и отнести его в главный дворец. С этого дня император Жоа-дин стал регулярно посещать Лаковую Шкатулку и ее прекрасную жительницу, совершенно не отвлекаясь на прочих наложниц. Шэси, носящая ранг драгоценной наложницы, получила немалую власть при дворе и явно оказывала влияние на императора. Ослепленный ее красотой и упоенный страстью император позволял Шэси многое. И первое, что сделала Шэси, – отрубила голову служанке, которая когда-то нечаянно уколола ее шпилькой.

«Не люблю невнимательных и нерадивых», – сказала при этом Шэси.

А еще Шэси как-то вызвала к себе в покои Лукавого Кота и сказала:

– Император никогда не должен узнать о той, что на самом деле прислала ему вышивку и игрушечный сад. Если обман откроется, я пропаду, но и тебе несдобровать.

– Я буду молчать, – заверил наложницу евнух...

Для того чтобы узнать, кто на самом деле прислал дары императору, вам, любезный читатель, придется одолеть следующую главу.

Глава вторая РАСТОРОПНЫЕ ТУФЕЛЬКИ

Только северный дождь
Посещает унылую келью,
Где когда-то пестрели
Цветные мои веера.
И удачи не ждешь,
И не можешь предаться веселью,
И в холодной постели
Слагаешь стихи до утра...
Словно тонкий бамбук,
Я терплю неприветливость стужи.
Под серебряным снегом
Мертвеет и никнет листва...
В сердце тысяча мук,
И никто сердцу больше не нужен.
Только сонное небо
Мои повторяет слова.
Сердце долго горит,
Но когда-то пожар прекратится.
И обуглится всё,
Что когда-то любовно цвело.
Небо мне говорит,
Что не нужно ни плакать, ни биться.
Мотылька не спасет
От огня никакое стекло .

Эти стихи написала на своем бумажном окне наложница Нэнхун, прозванная Лунным Светом. Написала и отерла тихие слезы, слишком часто в последнее время появлявшиеся на ее дивных глазах.