Иероглиф (СИ)

На самом верху и лежало то, что было необходимо Максиму - аккуратно упакованная бандероль, с сохранившейся в целости и сохранности оберточной бумагой, бечевкой и печатями. Каким-то образом этот чудом уцелевший раритет был совсем недавно, минут за пять до появления Максима, вынесен на поверхность течениями, зародившимися в искусственной горе, судя по тому, что он даже и не намок. Сделав несколько последних шагов к вершине, он потянулся к пакету, додцепил его ногтем за бечевку, которая стала расползаться от старости, но дотерпела до того мгновения, как упала прямо в руки Максиму. Стоявший на цыпочках Максим от легкого толчка пакета потерял равновесие и стал опрокидываться на спину, пытаясь одной рукой удержать бандероль, а другой сохранить вертикальное положение, махая ею, как пропеллером. Однако основание было слишком зыбким, податливым, потолок одного из тайных крысиных ходов не выдержал массы человека и навешанного на него железа, прогнулся, а потом и вовсе обрушился. Хотя туннель не превышал в диаметре и десятка сантиметров, умные крысы не страдали гигантоманией в строительстве, - этого было вполне достаточно чтобы Максим завалился на спину, ничего не повредив и не слишком ушибившись, так как бумажная труха здорово смягчила падение полутора центнеров плоти и металла, и, плотно утрамбовав импровизированное ложе, покатился вниз, легко скользя мокрым плащом по снегу, слегка припорошившему гору. Удар падения породил в неустойчивом равновесии пирамиды очередной сдвиг, по всей толще бумаги пробежала резонирующая волна, где-то глубоко внутри создалось наряжение, где-то давление, наоборот, ослабло, и по бранной прихоти волн пол под крысиным гнездом и Криком-императором провалился, и они ухнули в фачные глубины, куда не доходил воздух, не было еды, и где ворочались только разросшиеся до чyДовищных размеров мокрицы, шевеля скрюченными лапками и привычно шурша бумагой. Между тем Максим продолжал скользить вниз, прижимая к животу пакет, приподняв голову, чтобы не стукнуться за. тылком о какое-нибудь препятствие, и набирая скoрость, как горнолыжник на скоростном спуске. Поначалу приключение его не озаботило оно четко классифицировалось как мелкая неприятность с неизвеcтным исходом, и до появления более крупной неприятности не стоило и пальцем шевелить. Он рассматривал торчащие грязные носы своих ботинок, развевающиеся зеленые полы плаща, собственные очки, прилепившиеся к кончику носа, и скрюченные руки, обнимающие драгоценную находку.

В ушах свистел воздух, под спиной скрипели бумаги- подрезали ему путь, то сопровождали его на паралле-га и снег. льных курсах, то резко уходили вбок на другую сторо-начал замечать шевеление - острая,маковка, которую ну склона, Максима не интересовали. Потеряв очки, словно кто-то специально выложил (а так оно и было), закачалась, втянулась внутрь, потом из срезанного острия ударил белый гейзер, превратившийся через секунду в облако разлетающейся писчей бумаги, затем вслед за ним полетели в воздух коробки, перемежающиеся серыми крысиными тельцами с забавно растопыренными лапками и дрожащими хвостами, взвился новый фонтан, и извержение началось по полной программе.

Гора заходила ходуном, Максима стало подбрасывать, крутить, переворачивать со спины на живот и обратно, несколько раз он головой пробил насквозь какие-то препятствия, скорее всего, обычные картонные коробки, так как столкновения прошли для него без последствий, пару раз щеки резануло острыми краями бумаги, и он почувствовал жжение порезов я теплоту крови, потом на него, а больше всего - позади, спереди и рядом с ним, стала рушиться извергав мая макулатура, и склон горы превратился в мягкий вариант горной войны с обстрелами склонов ядерными снарядами для искусственного стимулирования обвaлов, селей и землетрясений.