Иероглиф смерти

– Ты дерзкий парень. Но ты ведь не самоубийца?

– До сих пор не был.

– Значит, ты нас понял. Или хочешь возразить?

Лицо Глеба побелело, а на лбу прорезалась морщина, словно кто-то натянул поперек его лба леску. Он усмехнулся и отчеканил:

– Да где уж мне вам возражать. Вы ребята стреляные, мордами об асфальт тертые. А я – парень нежный, пугливый. Не скушаю с утра свой диетический творожок, весь день потом как чумной хожу.

Хрипатый резко выбросил руку вперед и схватил Глеба за воротник плаща.

– Ну хватит! – громко сказала Маша.

Она достала из сумки удостоверение, раскрыла его и выставила перед собой. Бандиты уставились на удостоверение, как неандертальцы на космический корабль, не в силах поверить в то, что стоявшая перед ними хрупкая, красивая женщина – майор полиции.

– А теперь ваша очередь, – сказала Мария, холодно разглядывая крепышей. – Предъявите документы.

– У нас при себе нет, – пробасил один хрипатый.

– Дома забыли, – ощерился второй. – Задержите нас?

– У меня нет времени с вами возиться. Но я знаю, от кого вы, и без особых проблем выясню, кто вы такие. Не советую вам больше попадаться у меня на пути.

Бандиты переглянулись. Хрипатый выпустил из лапы воротник Глеба, криво ухмыльнулся и сказал:

– Повезло тебе, фраерок.

А второй крепыш добавил:

– Ты понял, что мы тебе сказали, – пробасил он, с холодной ненавистью глядя на Корсака. – Сроку тебе – пять дней.

Бандит повернулся и зашагал прочь. Второй последовал его примеру. Мария проводила их неприязненным взглядом, затем посмотрела на Глеба.

– И часто с вами такое происходит? – спросила она.

Глеб хмыкнул.

– Если я скажу, что каждый день, – вы поверите?

– Поверю.

– К счастью, это не так.

Мария чуть прищурила проницательные глаза.

– Дело в карточном долге, верно? – спросила Маша.

– Может быть.

Глеб вытряхнул из пачки сигарету и вставил ее в губы. Маша немного помедлила, а затем предложила:

– Хотите, я подключу своих коллег?

– Нет, – ответил журналист. – Я умею решать свои проблемы.

– Мне их угрозы не показались пустыми.

– Я сам могу за себя постоять. Вы уж мне поверьте.

– Ну хорошо. – Мария усмехнулась. – Надеюсь, обойдется без мордобоя?

– Я тоже на это надеюсь. Хотя и не особо. – Глеб посмотрел на часы. – Мария Александровна, если у вас больше нет ко мне вопросов, то я, пожалуй, пойду?

– Собирать деньги для Саши Перса? Валяйте, идите. Только в следующий раз, когда вам захотят переломать ноги, меня может не оказаться рядом.

– Я сообщу вам, если получу третью посылку, – сказал Глеб, пропустив ее реплику мимо ушей. – А если у меня возникнут какие-то соображения – обязательно с вами поделюсь.

– Договорились.

Глеб протянул руку. Маша сняла перчатку и ответила на рукопожатие – рука у журналиста была сильная, но деликатная. В который уже раз за день, и опять некстати и почти беспричинно, у Маши заболело плечо. То ли кодеин был «паленый», то ли прав был доктор Козинцев, когда предлагал заменить обезболивающие средства на мощные седативные? Поменять кодеин на барбитураты?.. Ерунда. Хрен редьки не слаще.

Когда Глеб отошел на несколько шагов, Маша вдруг оцепенела, а потом тряхнула головой и окликнула его:

– Постойте, Глеб!

Журналист обернулся:

– Что-то еще?

– Кажется, я разгадала загадку вашего Оси Бриля!

На лице Корсака появилось недоверчивое выражение.

– Вы угадали слово?

– Да. Sedation.

Глеб приподнял брови в легком недоумении, а потом прищурил задумчиво глаза и перевел:

– «Покой»?

– Скорее, «успокоение», – сказала Маша.

– Да… Se-da-ti-on… Похоже. – Корсак задумчиво поскреб ногтями горбинку на носу. – И что это может значить?

– Не знаю. Но убийца написал на костях первые два слога. Впереди – еще два. И, кстати, вы хотели, чтобы я подвезла вас до метро.

Корсак небрежно махнул рукой и обронил через плечо:

– Сам дойду. А по пути поразмыслю над этим вашим «sedation».

8

– Маш, давай мириться, – сказал Волохов виноватым баском.

– А я с тобой не ссорилась, – холодно отозвалась Любимова. – Просто я не понимаю, какого лешего ты решаешь за меня – как мне жить и что мне делать.

– Ну, прости, погорячился. Но ты тоже, знаешь…

– Что «тоже»?

Волохов вздохнул:

– Ничего.

– То-то же. А то «спустил в унитаз». Знаешь, меня просто разрывает на кучу маленьких медвежат от возмущения!

Вспомнив про обиду, Маша снова насупилась. Волохов легонько толкнул ее локтем в бок:

– Маш, ну мир?

– Черт с тобой – мир. Но за это ты угостишь меня чашкой кофе по-восточному, и не где-нибудь, а в «Кофемолке».

– Это там, где четыреста рублей за чашку?

– Угу.

Волохов тяжело вздохнул.

– Марусь, на дворе кризис. Государство экономит на необходимом. И президент экономит, и премьер-министр экономит, и даже олигархи. И пока они экономят, Маша, мы с тобой не можем сидеть и пить кофе за четыреста рублей.

– Волохов, ты сейчас договоришься, – с угрозой сказала Маша.

Толя растянул толстые губы в смиренную улыбку:

– Шутка. Кофе так кофе.

Маша поудобнее уселась за столом и придвинула к себе отчет, который принес ей он. Пробежалась взглядом. Удовлетворенно кивнула:

– Значит, это все-таки наш убийца.