Иероглифы Сихотэ-Алиня

Сенников подошел к плотине, когда река, подтащив несколько стволов, укрепила свою преграду и, набирая силу, стихла. Эта тишина поразила Аркадия. Если бы его встретил грохот, свист, он, вероятно, не так бы растерялся, как перед этой тихой, темной преградой. Всего несколько минут назад разлившаяся вода казалась ему такой огромной и почти одухотворенной, что устоять перед ней, казалось, не мог никто. Но тут, в ущелье, была еще большая сила, которая так же молчаливо побеждала воду. И Аркадию, подавленному величием этих сил, на минуту показалось просто смешным вступать с ними в борьбу. Один он — слабый и дрянненький человечек с мешком тола за спиной — и эти две силы.

Аркадий усмехнулся, покачал головой. Потом прислушался и услышал странный свист. Как будто где-то внизу, в ущелье, лопнула батарея парового отопления. Затем послышался плеск, и Аркадий встрепенулся: вода, кажется, не такая уж слабая. Она находит себе лазейки.

Он обогнул завал и по скользким камням спустился вниз, на русло реки, по которому струился ручеек. Откуда он брался, Аркадий не видел. Звезды над ним горели теперь гораздо ярче, чем возле кромки разлива, но тьма сгустилась.

«Что ж… Начнем с разведки», — решил Аркадий, снял мешок с толом, положил на него карабин и полез вверх за дровами.

Первое, что осветил разгоревшийся костер, были свистящие струи воды, бившие из завала. На мгновение опять стало страшно, но Аркадий только выругался, вытащил из костра пылающую смолистую лесину и пошел вдоль завала, все яснее осознавая опасность положения. Одно неловкое движение могло сорвать всю эту случайную плотину, и тогда — смерть. Теперь ему было даже приятно сознавать опасность и видеть, что она его не ломает, а, наоборот, вызывает удивительное, близкое к восторгу чувство.

И когда он поймал себя на этом ощущении, он опять выругался и жестко, властно и гораздо проще, чем раньше, подавил его и заставил себя думать о деле.

Вскоре он нашел одно из первых деревьев, послуживших как бы основанием плотины. Оно уперлось в огромный камень, и весь его ствол, как и ствол другого, лежавшего на первом, был расщеплен той страшной силой, которая незримо давила на них. Прикинув расположение стволов, Аркадий правильно решил, что, если здесь, в этой главной точке приложения двух сил, приложить и третью — взорвать весь тол, что у него имеется, все полетит к черту.

Он еще раз обошел завал и более подходящего места для взрыва не обнаружил. Тогда он сел возле своего мешка, вспомнил, как его учили обращаться с толом, и подготовил его к взрыву. Потом подошел к расщепленным деревьям, лямками привязал к ним мешок, размотал половину захваченного с собой бикфордова шнура и поджег его.

Подхватив оружие, Аркадий стал карабкаться наверх. Ему очень хотелось как можно скорее удрать из ущелья, но то близкое к восторгу чувство, которое он уже раз подавил в себе, заставило его оглянуться, а потом горделиво представить себе, как через несколько минут вся эта масса воды и деревьев с ревом и грохотом, ломая все на своем пути, ринется вниз.

И когда он представил это, то опять почувствовал ужас и впервые подумал о том, о чем не вспомнил ни разу.

— Линия! — закричал он и бросился вниз.

Да, если вся масса воды и бурелома понесется вниз, она затопит и, вероятно, сломает линию связи. Сейчас, в новом своем состоянии, Сенников не мог допустить этого. Теперь он не думал о смерти, не испытывал страха или близкого к восторгу чувства. Теперь он думал о деле, о долге. Добежав до бикфордова шнура, Сенников грудью упал на него и перегрыз зубами. Отброшенный обрывок шипел и потрескивал. «Что же делать?»

Сенников быстро взял себя в руки. Он встал, отвязал мешок с толом и раздул костер. Прихватив головешку, еще раз прошел вдоль завала, на вершине которого глухо плескалась вода. Река набирала силы и, значит, заливала седьмой пост.

Теперь Аркадий не заставлял себя думать о деле. Оно стало его сущностью, и потому все постороннее сразу ушло. Мозг работал четко и ясно. Аркадий разделил тол на три кучки, разорвал мешок на тесемки (он забыл захватить с собой шпагат или кабель) и связал этими тесемками толовые шашки. Потом осторожно взобрался по стволам почти до вершины завала, укрепил здесь одну связку. Вторую связку шашек он положил левее первой и чуть ниже, третью — правее и еще ниже. Шнур второй был вдвое длинней, чем у первой, а у третьей, пожалуй, даже втрое длинней, чем у второй связки шашек.

Когда задымился последний шнур, Аркадий выбрался из ущелья и залег за камень. Все еще затянутые дымом, звезды тускло отражались в воде. Но она уже не казалась ни страшной, ни одушевленной. Она была просто водой.