Иеромонах Тихон. АРХИЕРЕЙ.

— Короче, по–вашему, священники не только должны учить, но и пример подавать. Прекрасно. И опять я вам скажу, что и на примерного надежд нельзя возлагать. Разрешите вам загадку: почему Коновалов (в повести Максима Горького) повесился? Не нашел в жизни человека — носителя бескорыстных идеалов? Но вот тот же Коновалов уже под другой фамилией в повести того же автора «Супруги Орловы» встречается в холерном бараке с докторами — бескорыстными, самоотверженными служителями своих ближних. Почему в то время, как его жена находит себе здесь просвет в своей жизни, он сам платит за добро гадостью, бросает свой идеальный труд и жену, и отправляется босячить. Впрочем, зачем нам брать литературные типы. Возьмем из жизни. Вы знаете, конечно, отца Герасима, того, что возится с ночлежниками? Где еще искать нам человека бескорыстнее его? Всего себя отдал на служение ближнему: в самый омут залез — и учит, и лечит, и хоронит, и чуть ли не акушерствует. Есть здесь и живое пастырское делание, а каков результат? Кто пошел за ним? Видел я, как выхаживал он некоторых пьяниц. Возится с ними, добьется, что бросят пить. Не пьют год, два, а потом запивают еще пуще прежнего… Из босяков ни одного порядочного человека не сделал при всех своих прямо–таки нечеловеческих усилиях. Правда, они любят его, но по–своему: целуют его руки, ноги, благодарят и тянут с него последнюю копейку себе на новую выпивку. А самому отцу Герасиму что дал этот подвиг служения ближнему? Разбил, искалечил только ему жизнь… Что вы, профессор, скажете на это? — обратился доктор к Павлу Ивановичу.

Взоры всех уставились на Юланова. Наступила минута молчания. Молодежь, давно уже начавшая прислушиваться к разговору, стихла окончательно. Студент Сергей Димитриевич впился глазами в профессора. Павел Иванович допил стакан чаю и, не торопясь, своим обычным тоном, которым привык читать лекции студентам, начал:

— В своих рассуждениях о христианстве вы, господа, упускаете из виду важные и существенные стороны его и потому при дальнейших выводах можете впасть в ересь. Если вы будете останавливать свое внимание на учительстве, то вам грозит опасность впасть в протестантство. А давая предпочтение моральной стороне в христианстве, рискуете очутиться в толстовстве. Если же…

— Вот чего терпеть не могу, — раздался вдруг резкий голос из кружка молодежи. Раздраженно поднявшийся студент Сергей Димитриевич, которому принадлежал этот голос, забыв о правилах приличия, накинулся на опешившего профессора. — Что за скверная привычка, что за гадкая манера на каждое слово спешить наклеивать готовый ярлык: это протестантство… это толстовство… это сектантство… Распределили все мысли человечества по рубрикам и успокоились. Люди бьются, страдают, хотят вникнуть, постичь суть религии, христианства, православия, а вы: это протестантство, это молоканство, это ересь… Скажите ясно, прямо и понятно: в чем же, в самом деле, сущность христианства?

— А вам, юноша, — заговорил обидевшийся профессор, — не следовало бы забывать свои семинарские учебники, а если вы их забыли, то позволю себе напомнить вам основные догматы христианства о троичности лиц в Боге, о воплощении Сына Божия, о воскресении Его из мертвых, об искуплении Им рода человеческого…

— И так далее, и так далее… Смотри оглавление учебника Макария по догматическому богословию… Да поймите же, Павел Иванович, — волновался студент, — что у нас идет не теоретический спор о том, какие главные догматы в христианстве и какой самый важный из них, а о том, что такого существенного, пленительно хорошего заключает в себе христианство, что неотразимо принудительно действовало бы на людей, что заставляло бы их принять, во–первых, религию, а во–вторых, именно христианство, а не магометанство, не толстовство и так далее…

— В христианстве все хорошо, Сергей Димитриевич, — перебил студента отец Григорий, — укажите в нем хоть одно бесспорно черное пятнышко…