Иероним

Выходило так – вампалы сами не находили будущих хозяев. Они просто слышали зов и уходили из мира, так же дело обстояло и с другими демонами. После ухода никто не возвращался. Слепое подчинение вызвавшему заложено изначально. Демон, покинувший родной мир, сразу становился рабом одного хозяина, и обычно не самого хорошего. Для надежного управления озлобленный дух привязывали к одной из материальных вещей – к кольцу или талисману. После смерти хозяина демон навеки оставался прикованным к вещи и очень редко подчинялся кому-нибудь другому.

С вампалами дело обстояло намного хуже. Услышавшие зов, они, покидая родной мир, становились верными спутниками и, преданные хозяину, сопровождали его и после смерти, растворяясь в небытии. Единственные из демонов обретали материальный облик и, как правило, принимали личину одного из одомашненных животных, спутников человека.

Вот откуда появлялись легенды о кошках и прочих животных, сопровождающих колдунов, ведьм и остальных выдающихся личностей!

Вампалы помогали хозяевам, используя свои возможности, дрались вместе с ними и вместе умирали. Преданность достигалась полным слиянием с повелителем. Вампал, не прошедший ритуал слияния, после смерти хозяина навеки обречен, скитается между мирами. Мучительнее и придумать нельзя. Прелести полного соединения заключались в том, что хозяин обретал определенные возможности и навыки вампала, но терял преданного слугу. Безграничной власти над вампалом после проведения ритуала он не имел. Получая новые возможности, хозяин лишался безропотного раба, но приобретал верного друга, а демон-спутник получал единственную возможность отказа выполнять требования хозяина.

Полное слияние происходило редко, проще потребовать любой из даров, и вампал с легкостью его отдавал, оставаясь калекой, вечно сопровождавшим господина. Мало кто хотел обрести друга, все хотели иметь слуг, бездумно выполнявших волю хозяина.

Предстояло хорошенько подумать над предложением – потерять слугу или обрести преданного друга вместе с иными возможностями.

Я долго расспрашивал о самом ритуале. Сколько времени занимает, и вообще что нужно делать. Адольф отвечал уклончиво – сам ритуал он знал, но последствия не представлял. Пообещав ему подумать над этим, я постарался вновь воспользоваться даром.

Раз уж есть такая возможность, то глупо ею пренебречь. Пора привыкать жить по новым правилам.

Войти в транс удалось, и, сдерживая нахлынувшие ощущения, отогнав в сторону эйфорию, я принялся внимательно изучать место предстоящего прорыва. Служба у разбойников слабо организована, бодрствовали лишь двое часовых, остальные готовились к вечернему веселью. Люди были одеты в кольчуги и кожаные доспехи и имели лишь примитивное холоднее оружие и пару луков, что меня не могло не радовать.

Обостренный слух улавливал разговоры разбойников. Странно, но их язык я отчетливо понимал и, наверное, мог на нем разговаривать. Удивляться этому было некогда. Разбойники недавно совершили налет на какую-то деревню, взяли много добычи, а жителей убили, оставшиеся сидят в яме, для ночных развлечений. Пленных, судя по запаху, немного. В основном несколько девушек, и один темноволосый парень, оказавший бандитам сильное сопротивление и убивший нескольких. Герой крепко привязан к дереву. Из шатра иногда выходил атаман и периодически избивал парня, требуя криков и мольбы о помощи. Пленник стойко терпел истязания и издавал лишь слабые стоны. Атаман хохотал, откровенно глумясь над беспомощным пленником. Обещал, что тот скоро запоет соловьем, и принимался в красках расписывать незабываемое зрелище, ожидающееся на пиру, когда достанут из ямы девушек.

Происходящее в лагере всколыхнуло во мне отвращение и ярость. В памяти еще свежи картины войны, зверски истерзанные тела замученных в плену бойцов и офицеров. Когда это видишь, хочется голыми руками рвать зверей, такое сотворивших.

Ненависть к отбросам, безжалостным мучителям и садистам, закипала, толкая на безрассудство. Падаль необходимо стирать с лица земли, чтоб не плодилась, не распространяла зло. Я представил сидящих в яме девушек, их страх, унижение и ожидание приближающейся незавидной участи.

И я, хорошо вооруженный и обученный жестоким современным миром разведчик, лелею надежду незаметно проскользнуть?

Сплюнув от нахлынувшей гнусности, пахшей не трусостью – потерей собственного уважения, решил: война так война.

Терять, кроме собственной жизни, подкидывающей такие приключения, нечего.

Холодная уверенность вперемешку с нотками злобы прочно овладела мною.

Уничтожу безжалостно, и воспоминаний не останется.

Ждать, когда скоты начнут развлекаться с пленницами, я не собирался.

Подлое племя без совести и морали, живущее на горе других, – язва на теле общества.

Никого из ублюдков в живых не оставлять – приговор был вынесен, и совесть успокоилась.

Я разведчик, да еще и свалившимся комом – рыцарь и по праву наследования герцог Сапсанский, как ни глупо звучит, а значит, парень, привязанный к дереву, и сидящие в зиндане девчонки могут оказаться моими подданными.