Иероним Эгинский

Видя его решимость, мы сообщили об этом врачам и стали собираться в путь. Как раз в это время с Эгины приехали два его духовных чада. Беседуя с ними, старец неожиданно спросил:

– Какая погода на Эгине?

– Очень хорошая.

Я собирался поехать со старцем и поэтому отправился ненадолго к себе домой. Когда я вернулся в больницу, меня встретила знакомая монахиня и сказала:

– Поторопитесь, поскольку старец не едет на Эгину, но собирается к вам. (В то время я жил вместе с господином Елевферием). Я подошел к старцу, и он сказал мне:

– Погода плохая, штормит. Поэтому мы не поедем на Эгину, а отправимся к Елевферию.

Удивительно! Я только что слышал, как два человека говорили о прекрасной погоде, и как же старец говорит теперь о плохой? Но я был рад тому, что старец приедет к нам, и потому не спросил его, откуда он узнал об изменении погоды.

К трем часам дня мы закончили сборы, посадили старца в такси и отправились к нам. Старец был очень слаб, он уже даже не мог ходить. Когда мы доехали до дома, то возникла проблема, как вынести его из машины. Мы принесли кресло и посадили в него старца, но как нести его? Кроме меня не было мужчины, чтобы помочь. Я был вынужден остановить прохожего и попросил помочь нам.

Человек с готовностью согласился и неожиданно спросил:

– Кто, этот старец, уж не отец ли Иероним?

– Да,– ответил я с удивлением,– а вы его знаете?

– Вот так дела! Я уже и не чаял его увидеть. Я уже давно хотел приехать, чтобы с вами познакомиться, но все не сподоблял Бог.

– Сейчас тебе понадобилось, вот ты и пришел,– ответил старец.

С его помощью мы перенесли старца в дом.

Не прошло и получаса, как позвонил с Эгины один из духовных чад старца, чтобы узнать, как он себя чувствует. Мы рассказали ему, что старец решил ехать к нам домой, и звонящий воскликнул:

– Как хорошо, что вы не поехали на Эгину, погода изменилась, ожидается шторм.

Мы еще раз подивились прозорливости старца. Не было события в его жизни и в жизни других, которого бы он не предвидел. В каждом его слове и поступке проглядывала благодать Божия. И в больничных стенах он ведал все происходящее, вплоть до изменения погоды.

Последние подвиги

Здоровье его все ухудшалось. Кроме небольших промежутков времени, когда боли его оставляли, он непрерывно страдал от внутреннего жара и одышки, сопровождавшейся кашлем, но не роптал и не жаловался. Большую часть времени старец проводил в молитве. Иногда мы слышали, как он призывал Господа, Богородицу и разных святых. Особенно в последние дни он часто звал: «Мамочка моя». Однажды монахиня Евпраксия спросила его:

– Старче, ты свою маму зовешь?

– Я Богородицу призываю, монахиня.

Иногда старец шептал непонятные для нас слова, мы улавливали смысл лишь отдельных фраз, например:

– Кругом возлагают венок на мою голову, или:

– Эгина, Эгина! Ты очень сильно опечалишься, но и опять возрадуешься…

Днем и ночью рядом с ним кто-то находился. В понедельник, 10 октября, после обеда я собирался встретиться с госпожой Стилиани, чтобы взять вещи старца, которые она брала постирать. Перед моим уходом старец позвал меня:

– Скажи Стилиани, пусть непременно сегодня придет. Приходите вместе.

Я ничего не понял, но передал его слова госпоже Стилиани, и мы вместе с ней пошли к нам. Войдя к старцу, мы нашли его сильно взволнованным. Он созвал нас всех: монахиню Евпраксию, Стилиани, Елевферия, Елену, Иоанна и меня и стал говорить нам со слезами:

– Я вижу, как я плох. Если Бог сподобит, доживу до воскресенья. Я созвал вас, чтобы дать последние наставления. Стилиани, прошу тебя считать монахиню Евпраксию своей матерью и сестрой. Перебирайся на Эгину, живите там вместе как сестры, но считай ее старшей.

Старец каждому что-то сказал и умолк. Мы не могли сдержать слез, и все плакали, кто тихо, а кто и навзрыд. В первый раз старец поделился с нами своими сокровенными мыслями и указал время своей кончины. Мы начали сознавать, что близок час, когда навсегда расстанемся с этим небесным человеком, который для всех нас был любящим отцом, искренним другом и святым духовником. Мы больше ничего уже не могли сделать, чтобы удержать его в этой жизни. Все указывало на то, что для старца наступил момент перехода к вечной жизни, ко Господу, Которого он возлюбил всем сердцем и всей душой. Всю жизнь он провел в подвигах ради этого момента. И теперь, когда он почувствовал, что этот момент наступает, он хотел во всем себя приготовить.

Он не хотел оставить после себя никакого неразрешенного вопроса и уладил все, относящееся к дальнейшему существованию его скита и храма святых бессребреников, что были его собственностью. Теперь ему нужно было найти помощницу монахине Евпраксии, служившей ему верой и правдой сорок семь лет. Многие выражали свое горячее желание остаться жить и подвизаться рядом со старцем, но он никогда не открывал своих мыслей о будущем. И вот теперь он избрал для этого служения монахиню Евпраксию, и она до сего дня продолжает жить в его скиту.