Иерусалим правит

Долина Царей выглядит непрезентабельно. Конечно, место выбрали из-за удаленного расположения, а не из-за красоты. Это широкие мелкие вади[490], в стенах которых много столетий выбивали гробницы и помещали туда мумии царей; кое-какие из них сохранились до двадцатого века, когда мы, используя разные сложные методы, нарушили покой, вероятно, последних непотревоженных мертвецов. «Кук» и «Египетское общество» установили ведущие к некоторым гробницам железные и деревянные лестницы, чтобы тысячи туристов, приезжающих сюда каждый год, могли без особого интереса осмотреть то, что не забрали грабители (в основном сохранились настенные росписи), и, посмеиваясь или зевая, оценить странность этого места, ради посещения которого вряд ли стоило терпеть неудобства. Прежде нас сюда добрались немногие путешественники, большей частью из «Немецкой туристической ассоциации»; ночью они установили палатки, надеясь, вероятно, что духи Тутанхамона или Хоремхеба[491] пожелают вернуться на землю, привлеченные ароматами консервированных сосисок и квашеной капусты. Похоже, немцы никаких призраков не увидели; когда мы приблизились, они как раз заканчивали готовить завтрак. О. К. Радонич, который лучше всех в нашей группе говорил по-немецки, выступил вперед, чтобы объяснить, чем мы здесь будем заниматься, и просто попросил их не лезть в кадр. Я заметил, что многие из туристов выглядели довольно мрачно; слова Радонича вызвали у них куда больше интереса, чем звонкие разглагольствования мисс Ученой Наставницы, которая на правильном английском рассказывала о происхождении египетских богов-царей, словно находилась в классной комнате. Даже в Германии, этом бастионе культуры, есть люди, которых современное кинопроизводство интересует больше, чем мудрость и тайны древних камней или творения безымянных художников, открывшиеся лишь их далеким потомкам.

Симэн сказал, что мы сможем осмотреть гробницы позже. Сначала он хотел поснимать снаружи. Через некоторое время сэр Рэнальф пришлет нам группу феллахов. Они оденутся рабами, чтобы отнести мумию в гробницу. Мы еще не решили, какую усыпальницу будем использовать. Радонич заметил, что мы, похоже, проделали долгий путь, чтобы снять те дубли, которые лучше бы получились в Долине Смерти. Симэн, чья репутация в значительной мере зависела от этого фильма, высокомерно попросил оператора воздержаться от мещанских замечаний и просто поворачивать камеру, когда ему скажут. Радонич, который явно терял терпение, ответил, что может направить камеру только в одно место. Тут Симэн принялся горестно визжать — как баклан, обнаруживший разрушенное гнездо.

— Он рановато натшал, — спокойно, с улыбкой заметила миссис Корнелиус. — Надеюсь, это ознатшает, тшто мы законтшим тоже пораньше. Скоро станет тшертовски жарко, Иван.

Потом, словно в ответ на вопли режиссера, у входа в долину раздался пронзительный стон — огромное облако пыли взметнулось вверх, затмевая солнце. Дети отскочили в сторону, точно завидев ифрита[492]. Стон сменился ревом, а затем хрипом, словно поблизости оказался лев; потом из песчаного вихря возник чудовищный «роллс-ройс» — такой я в последний раз видел на одесской дороге, когда мы отступали к морю. На этой машине не было маскировки, напротив — ало-желтый кузов ярко блестел, большой ибис парил над девизом «Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo»[493], начертанным изящным готическим шрифтом, а над головой ибиса размещались тонкие буквы: «Египетская универсальная кинокомпания». За рулем сидел сэр Рэнальф Ститон, за спиной которого двое слуг крепко держали обвязанный веревками саркофаг, неровно лежавший на заднем сиденье.

Машина затормозила, из-под огромных колес взлетела туча песка, едва не похоронив немецкий лагерь.

— Нет причин для волнения, благородные юноши и девицы, — заверил нас сэр Рэнальф, отряхнув костюм от бежевой пыли. — Я видел их здесь прежде. — Он на миг обернулся на туристов, сгрудившихся у разрушенных палаток. — Это всего лишь немчура. Ну, как полагаете? Разве она не красавица? Самая настоящая! Хотя я не уверен, что царица. Подойдет? Рабы прибудут отдельно.

Постучав тростью по саркофагу, маленький человек — почти поросенок из пантомимы в легком белом костюме — прошел по песку, чтобы помочь Эсме избавиться от осла, расцеловать ее в обе щеки и погладить по голове, а в это время миссис Корнелиус (спешившаяся с легкостью и изяществом Бака Джонса, готового вступить в бой со злобными противниками) заметила, ни к кому не обращаясь:

— Все в порядке, эта тшортова звезда свое истшо полутшит.