Иерусалим правит

Умный швед нашел прекрасное средство, чтобы заставить англичанина замолчать, — он воззвал к его исконной сдержанности. Англичанин гордится собой, когда молчит о вещах, о которых ровным счетом ничего не знает. Так он поддерживает иллюзию своих привилегий, статуса, власти. И это касается не только мужчин. Во время войны британские женщины тоже преуспели в подобном молчании. Часто у них за душой не было больше ничего, но этого им хватало. Я помню их эффектные, уверенные голоса. Все, что следовало сделать, чтобы закончить любовную интригу, — просто пробормотать: «Совершенно секретно». Они родились с этой способностью. Неудивительно, что у типичных британцев губы тонкие и почти неподвижные.

Мужчины, к своему превеликому удовольствию, обнаружили: чем меньше они говорят, тем привлекательнее выглядят. Действительно, миссис Корнелиус не раз замечала, что нормально относится к парням, пока они держат свою ерунду при себе. Но в конце концов, по ее словам, она оставила надежду. «Если нет ерунды — тогда полная тишина».

Она присоединилась к нам внизу, в небольшом зале-ресторане. Я раздвинул кружевные занавески на окне, посмотрел на уток, которые возились в зарослях тростника, а теперь следил за профессором Квелчем — он давал инструкции одному из наших мальчиков-нубийцев. Профессор оговаривал, сколько точно ему нужно ветчины, яиц, бекона, колбас, помидоров, грибов, жареного картофеля, жаркого из риса и рыбы, лосося и тостов; когда мальчик тщательно разложил заказанную еду на две тарелки, профессор доверительно сообщил мне, что все эти кушания качеством ниже среднего, особенно если человек попробовал в Англии настоящую еду.

— Кухня здесь претерпевает то, что я называю речной переменой. Еда нередко выглядит или даже пахнет правильно, но по части вкуса — разница есть. Я подозреваю, что дело в дешевом масле; в окрестностях Лондона масло совсем другого качества.

Я, со своей стороны, довольствовался маленькой порцией сухих крошащихся тостов с почти жидким мармеладом.

Я рассказал миссис Корнелиус о том, как встал рано утром, подумав, что мы перенеслись в другое измерение, возможно, в потусторонний мир. Она терпеливо покачала головой, а профессор Квелч сардонически провозгласил:

— Мир сделал человека безумным, сделал доброго человека безумным, как написал Уэлдрейк в «Мартине Азуретте, алхимике из Лидса». Вот прекрасная пьеса, по которой вы могли бы снять фильм, мистер Симэн.

Симэн в этот момент как раз поглощал мясной рулет и был в состоянии только неразборчиво мычать.

— Вы сыграете главную роль, Питерс. Вы идеально подходите… А Эсме… мисс Гэй… может стать прекрасной дочерью мэра, жертвой легкомысленного соперничества мужчин. Это удивительно духоподъемная история. Нам нужно спросить сэра Рэнальфа: не заняться ли нашей новой компании постановкой фильма по этой пьесе?

Симэн не очень обрадовался тому, что Квелч полагал себя постоянным участником «нашей компании», но заговорить швед все еще не мог. Лицо его начало краснеть. Я уже хотел постучать его по спине, но тут вошла Эсме в роскошном сине-белом одеянии, и он внезапно сглотнул ком в горле. Джентльмены встали. Эсме сделала реверанс и улыбнулась. В ее взгляде, обращенном на меня, был намек на нашу общую тайну. Сев спиной к окну, она протянула изящные пальцы к корзине для хлеба.

— Там так чудесно. Я видела каких-то прекрасных птиц.

Я спросил, заметила ли она пеликана, но она покачала головой:

— Только несколько маленьких птиц. И эти чудесные пальмы! Разве там не тепло? Кто бы мог подумать, что сейчас март?

— Именно! — обрадовалась миссис Корнелиус. — Скоро ж день роштения Вольфи. Мы отпразднуем Пасху! Устроим ветшеринку! Это поможет тебе, бедный наш ублюдок. — Она громко расхохоталась.

Квелч спросил, какое сегодня число. Оказалось, что по британскому календарю было четырнадцатое марта. До Луксора нам предстояло плыть еще три дня.

— Вот и прекрасно, — сказал он.

— А у нас будет маскарад? — спросила Эсме. — В костюмах?

Симэн пожал плечами. Он смутился и покраснел.

— Я не уверен, что Грэйс позволит использовать наш реквизит…

— Отшень легко нарядиться арабами. — Энтузиазм миссис Корнелиус только усилился. — У нас же у всех на кроватях есть простыни, надеюсь. А больше нитшего и не понадобится.

Меня тоже захватила эта идея, хотя, подозреваю, она в какой-то степени была связана с той скукой, которая так часто пронизывает корабельную жизнь, порождая нелепые шутки и неуместные связи. Прошло немало времени с тех пор, как я подобающим образом праздновал Пасху, так что я уже с нетерпением ждал вечеринки. И ожидание действительно помогло немного ослабить болезненный страх, который копился в дальних углах моего разума. Было невозможно объяснить происхождение этого страха, хотя сами образы, возникавшие в сознании, напоминали о Гадесе. В те дни я не примирился с реальностью смерти. Я стремился произвести наибольшее впечатление на этот мир. Беспокоиться о загробной жизни я предоставлял священникам. Старость приносит мудрость или крушение надежд — я не уверен, что именно.