Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

В третьей, также источниковедческой, части книги рассматривается несколько малоизвестных сюжетов, связанных с литературной средой Москвы, в которой вращался М. А. Булгаков, а Б. Е. Этингофу принадлежало значительное место как крупному чиновнику по культуре, издательскому деятелю и мужу Е. Ф. Никитиной (хозяйки литературного салона «Никитинские субботники», издательства и книжных магазинов). Документальная информация об общении М. А. Булгакова и Б. Е. Этингофа, которой мы располагаем, относится именно к началу 1930-х годов.

Автобиографические мотивы постоянно присутствуют в произведениях писателя, на что обратила внимание М. О. Чудакова[2]. Е. С. Булгакова, его третья жена, также отмечала, что М. А. Булгаков

писать <…> мог только о том, что знал, во что верил[3].

Подобные свидетельства содержатся и во многих других воспоминаниях[4]. В соответствии с таким складом писателя и на основании исторических и фактологических данных, касающихся ситуации 1920—1930-х годов во Владикавказе и в Москве, можно с осторожностью попытаться найти отражение реальных событий и персонажей в творчестве самого М. А. Булгакова. Этому посвящены вторая и четвертая части книги, основанные на источниковедческих данных первой и третьей частей. Чтобы сразу избежать упреков в тенденциозности и пристрастности, хотелось бы начать со слов Г. А. Лесскиса:

Во-первых, не следует придавать чрезмерного значения этой проблеме. Глубинный смысл художественного текста лежит за пределами «отождествления» вымышленных персонажей с реальными людьми, встреченными писателем. Подобные «отождествления» – не более чем любопытные подробности, относящиеся скорее к истории работы писателя над произведением и к психологии творчества, чем к содержанию и смыслу самого произведения. А во-вторых, никогда или почти никогда не встречается подлинного тождества «типа» и «прототипа»[5].

Существует огромная литература по поводу булгаковских персонажей и их прототипов, мы не собираемся полемизировать с кем бы то ни было. Однако, учитывая новый источниковедческий материал, приведенный в первой и третьей частях и отчасти прокомментированный во второй и четвертой частях книги, можно попытаться расставить акценты в интерпретации прототипов некоторых героев и коллизий в произведениях М. А. Булгакова. Писатель во многих случаях комбинировал разные элементы жизненных наблюдений в одном персонаже и эпизоде. Он отчетливо описывал собственный процесс создания образов, рассказывая, в частности, что фигуру Лариосика из «Белой гвардии» скомбинировал из впечатлений от трех различных людей. Об этом сообщал его друг и первый биограф П. С. Попов со слов самого М. А. Булгакова:

В Лариосике слились образы 3 лиц. Элемент «чеховщины» находился в одном из прототипов[6].

Наши поиски возможных прототипов – это лишь фрагментарные осторожные попытки указать на реальные жизненные наблюдения, которые наряду со многими другими могли быть использованы писателем. Вместе с тем оказалось, что вскрытые нами события настолько существенны, что они не только проясняют многие ключевые периоды биографии М. А. Булгакова, но и оказали значительное влияние на формирование целого ряда его творческих замыслов. Как мы увидим, даже самый сложный и во многом загадочный замысел романа «Мастер и Маргарита», включая его евангельские главы, в значительной мере опирается на биографическую канву событий жизни самого писателя. Кавказские воспоминания 1920 г. окажутся основой для написания, прежде всего, глав о Ершалаиме, а московские впечатления от писательской среды, в том числе «Никитинских субботников», лягут в основу московских глав романа.

В результате четыре части расположены в книге парами так, что две первые связаны с владикавказским периодом биографии М. А. Булгакова, т. е. с Востоком, и отражением впечатлений этого времени в его творчестве. Вторая пара (третья и четвертая части) касается московского периода. Аналогичным образом одна из них посвящена документальной информации о событиях в жизни М. А. Булгакова и его окружении, а следующая за ней – их отражению в произведениях писателя.