Иерусалим

— Казалось, Клиффорд не мог больше вынести вида миссис Гордон, он закрыл лицо рукой и отступил на шаг. Миссис Гордон следовала за ним с протянутой рукой, но не прикасалась к нему ни единым пальцем. «Я вижу, что за тобой стоит сатана», — повторяла она. Голос ее звучал громко и грозно. И всем нам показалось, что мы видим за ним сатану; мы протянули руки, указывая на него, и восклицали в один голос: «Сатана! Сатана!»

— Клиффорд пробирался мимо наших рядов, и хотя никто даже не прикасался к нему, он громко стонал, словно его били. Так, съежившись, добрался он до дверей. Когда он собирался открыть их, мы громко воскликнули: «Сатана! Сатана!» — и вдруг увидели, что он, как подкошенный, рухнул на пол. Когда мы подошли поднять его, он был уже мертв.

— Он был предатель, — сказал Ингмар, — и заслужил свою кару.

— Да, — подтвердили остальные, — он заслужил свою кару.

— А что, собственно, он хотел нам сделать? — спросил один из мужчин.

— Хотел погубить всех.

— Как?

— Этого никто не знает.

— И уже и не узнает…

— Хорошо, что он умер, — сказал Ингмар.

— Да, хорошо, что он умер, — повторили остальные.

Весь этот день колонисты провели в сильном волнении. Никто не знал, что, собственно, хотел сделать им Клиффорд, и исчезла ли опасность вместе с его смертью. Час за часом проводили они в молитве и пении псалмов в зале собрания, сознавая, что Сам Господь нынче вступился за них.

В течение дня они много раз замечали, что толпа всякого Иерусалимского сброда собиралась на пустырях вокруг их дома и смотрела на него. Колонисты думали, что Клиффорд собрал этих людей, чтобы они напали на их дом и выгнали гордонистов оттуда. Постепенно толпа исчезла, и день прошел без всяких событий.

Вечером миссис Гордон пришла к Ингмару, лежавшему в постели с перевязанной ногой, и горячо поблагодарила его за помощь.

— Ингмар Ингмарсон, — сказала она, — я хочу сказать, что мне доставило бы большую радость оказать вам за это тоже какую-нибудь услугу. Скажите, что вас так печалит, может быть я могу помочь вам?

Миссис Гордон хорошо знала, зачем Ингмар приехал в Иерусалим. Никогда бы она не обещала ему помощи в таком деле, но в этот день вся колония была словно выбита из колеи. Миссис Гордон казалось, что ничего ей так не хочется, как видеть Ингмара счастливым, потому что он оказал ей и колонии такую неоценимую помощь.

Услышав ее слова, Ингмар быстро опустил голову. Он долго раздумывал, прежде чем ответить.

— Сначала пообещайте, что не рассердитесь на мою просьбу, — сказал он.

И миссис Гордон дала ему в этом слово.

— Дело, ради которого я приехал сюда, по-видимому, займет много времени, — сказал Ингмар, — и мне будет очень скучно жить без работы, к которой я привык.

Это миссис Гордон хорошо понимала.

— Если вы действительно хотите оказать мне услугу, миссис Гордон, — продолжал Ингмар, — то для меня было бы очень важно, если бы вы сумели устроить так, чтобы Барам-паша отдал мне свою мельницу. Вы знаете, что я не давал клятвы не брать денег за труды. Так я получил бы работу, которая доставит мне большую радость.

Миссис Гордон понимающе посмотрела на Ингмара, который сидел с опущенными глазами. Она была изумлена тем, что он не просит ее о другом, а этой просьбе очень обрадовалась.

— Не знаю, почему бы мне не постараться помочь вам, — сказала она. — В этом нет ничего дурного. Кроме того, я буду очень рада исполнить желание Барам-паши.

— Да, я был уверен, что вы согласитесь помочь мне, — сказал Ингмар. Он еще раз поблагодарил ее, и они расстались, вполне довольные друг другом.

IV

Ингмар взял на себя заботы о мельнице Барам-паши.

Сам он был за мельника, но к нему постоянно приходили помогать то один, то другой из колонистов. Известно, что исстари, на всех мельницах заводится разное колдовство, и колонисты скоро заметили, что, проработав целый день на мельнице и наслушавшись шума жерновов, они уходили словно зачарованные.

Каждый, кто сидел и прислушивался к шуму жерновов, понимал вдруг, что они поют все одни и те же слова: «Мы мелем муку, мы зарабатываем деньги, мы приносим пользу, а что делаешь ты, что делаешь ты, что делаешь ты?»

И каждый, кто слышал их, чувствовал, как в нем просыпается непреодолимое желание зарабатывала хлеб в поте лица своего. Его словно охватывает лихорадка, когда он слышал шум мельницы, и невольно начинал размышлять о своем безделье и о том, что бы он мог сделать на пользу колонии.

Кто проработал хоть несколько дней на мельнице, тот не говорил уже ни о чем другом, кроме как о невозделанных долинах, которые можно было бы обратить в плодородные нивы, о горах, которые следует засадить лесом, и о заброшенных виноградниках, которые жаждут быть возделанными.

И после того, как мельничные жернова пели свою песню уже несколько недель, наступил день, когда шведские крестьяне, спустившись в Саронскую равнину, начали там пахать и сеять.

Через некоторое время они купили несколько больших виноградников на Масличной горе, а немного спустя принялись за исправление заброшенного водопровода в одной из долин.