Иерусалимские гарики

Мы счастье в мире умножаем
(а злу – позор и панихида),
мы смерти дерзко возражаем,
творя обряд продленья вида.

В любви на равных ум и сила,
душевной требуют сноровки
затеи пластики и пыла,
любви блаженные уловки.

В политике – тайфун, торнадо, вьюга,
метель и ожиданье рукопашной;
смотреть, как раздевается подруга,
на фоне этом радостно и страшно.

Люблю, с друзьями стол деля,
поймать тот миг, на миг очнувшись,
когда окрестная земля
собралась плыть, слегка качнувшись.

Едва смежает сон твои ресницы –
ты мечешься, волнуешься, кипишь,
а что тебе на самом деле снится,
я знаю, ибо знаю, с кем ты спишь.

Есть женщины, познавшие с печалью,
что проще уступить, чем отказаться,
они к себе мужчин пускают в спальню
из жалости и чтобы отвязаться.

Он даму держал на коленях
и тяжко дышалось ему,
есть женщины в русских селеньях –
не по плечу одному.

Мы пружины не знаем свои,
мы не ведаем, чем дорожить,
а минуты вчерашней любви
помогают нам день пережить.

И дух и плоть у дам играют,
когда посплетничать зайдя,
они подруг перебирают,
гавно сиропом разводя.

Встречаясь с дамой тет-а-тет,
теряешь к даме пиетет.

Мужик тугим узлом совьется,
но если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.

Я не люблю провинциалок –
жеманных жестов, постных лиц;
от вялых страхов сух и жалок
любовный их Аустерлиц.

Мы заняты делом отличным,
нас тешит и греет оно,
и ангел на доме публичном
завистливо смотрит в окно.

Блажен, кому достался мудрый разум,
такому все легко и задарма,
а нам осталась радость, что ни разу
не мучались от горя и ума.

В силу разных невнятных причин,
вопреки и хуле и насмешке
очень женщины любят мужчин,
равнодушных к успеху и спешке.

С каждым годом жить мне интересней,
прочно мой фундамент в почву врыт,
каждый день я радуюсь от песни,
что пора, и стол уже накрыт.

Чисто элегическое духа ощущение
мы в конце недели рюмкой лечим,
истинно трагическое мироощущение
требует бутылки каждый вечер.

Люблю величавых застольных мужей –
они как солдаты в бою,
и в сабельном блеске столовых ножей
вершат непреклонность свою.

Под пение прельстительных романсов
красотки улыбаются спесиво;
у женщины красивой больше шансов
на счастье быть обманутой красиво.

Чтобы сделались щеки румяней
и видней очертания глаз,
наши женщины, как мусульмане,
совершают вечерний намаз.

На закате в суете скоротечной
искра света вдруг нечаянно брызни –
возникает в нас от женщины встречной
ощущение непрожитой жизни.

Женившись, мы ничуть не губим
себя для радостей земных,
и мы жену тем больше любим,
чем больше любим дам иных.