Иезуит

– Сын мой, – отвечал аббат, – вы своим злым и буйным характером заставили нас поступать так. Если вы дадите мне сейчас слово вести себя тихо и смирно, то я даже сам развяжу вас сию же минуту.

– Даю вам слово дворянина, что я буду тих и смирен.

– Я вам верю, сын мой, – продолжал аббат. – Как бы я был счастлив, если бы мог забыть вашу злополучную манию!

И, говоря так, он развязал короля, который, освободившись, уселся на кровать.

– Отец, – сказал он после минутного молчания совершенно спокойно, – я понимаю вполне, что многие обстоятельства могли дать вам повод думать, что я сумасшедший.

Аббат поднял руки к небу.

– И все же, – продолжал король, – у меня есть маленькая просьба, в которой, надеюсь, вы мне не откажете.

– Скажите какая, сын мой, я весь к вашим услугам.

– Благодарю вас, хорошо; пошлите кого-нибудь из ваших братьев в Лувр, чтобы он там попросил позволения поговорить с королем Франциском и рассказал бы ему, что есть сумасшедший, который присваивает себе его имя. Когда это будет сделано…

– Вы на что-то надеетесь, сын мой? – спросил грустно аббат.

Король вскочил на ноги.

– В эту минуту, господин аббат, двор Франции в страшной тревоге; курьеры скачут по всем дорогам, ища короля Франциска, который пропал; министры, собравшись в совете, не знают, что делать, и боятся объявить народу столь ужасное известие. Прошу вас, аббат, успокойте их всех от моего имени; вас же, так как вы действовали по совести и без всякого предумышления, я назначу епископом и дам вам кардинальскую шапку как спасителю короля, сделавшегося жертвой недоразумения.

Аббат покачал головой.

– Сын мой, то, о чем вы просите меня, уже сделано.

Король даже привскочил.

– Как?! Уже сделано? – проговорил он.

– Конечно. Первоначальное уверение ваше звучало так правдиво и утвердительно и к тому же вы имеете такое сходство с личностью короля, что я тотчас послал курьера в Лувр для необходимых разъяснений.

– И что же курьер нашел в Лувре? То, что я говорил вам? – спросил с жаром тот, который выдавал себя за Франциска.

– Увы, – сказал грустно аббат, – весь двор был объят ужасом, но не потому, чтобы не знали, где король, а по той причине, что было слишком известно, что именно с ним случилось. И курьеры заполнили все дороги не для того, чтобы искать короля, а для того, чтобы объявить всем траурную весть.

Король с ужасом слушал.

– И наконец, – продолжал аббат, – брат, которого я послал в Лувр, по милости Генриха II и благодаря своему монашескому одеянию, был допущен в часовню поцеловать руку покойного короля.

Король громко вскрикнул:

– Умер! Франциск Первый умер?!

И, закрыв лицо руками, он повалился на кровать.

То, что случилось с ним, в действительности переходило всякие границы. В таком положении можно в самом деле сойти с ума. Живого человека оплакивали, считая его мертвым; кроме того, вполне справедливо считая себя королем Франции, слышать, что другой взошел на трон, и, имея полное сознание своей личности, не иметь возможности доказать все свету. Немудрено, если после таких волнений и страданий Франциск начинал бушевать.

– Если даже я не король Франции, – сказал он, – то должен же я быть кем-нибудь. Ведь невозможно, чтобы человек такой величины, как я, мог внезапно свалиться с неба.

Бедняга старался шутить, но слезы наполнили его глаза. В это время аббат вынул из кармана письмо и подал пленнику, говоря:

– Умеете вы читать?

– Я, – сказал Франциск, – поэт.

– Хорошо, хорошо, – ответил снисходительно монах. – Тогда прочитайте это письмо.

Король схватил бумагу и прочел:

«Монастырь Св. Варнавы.

Воскресенье, 2 апреля.

Милый мой брат во Христе!

Отвечая на письмо вашего преподобия, мы должны вас предупредить, что в пленнике, описанном вами, мы признали бедного помешанного служку, убежавшего пять дней тому назад из монастыря.

Этот служка зовется Матурин Гранже; ему сорок пять лет, и он имеет замечательное сходство с нашим королем Франциском I; у него отличный характер, и он весьма послушен, кроме дней припадка, когда он считает себя королем.

Так как бедный помешанный очень любим всеми нами, то мы все очень благодарим вас за попечение о нем. Отошлите, как можно скорее, его обратно к нам, где его ожидает его келья и где он снова будет жить покойно. Мы надеемся, что вы присоедините молитву вашу к нашим мольбам, чтобы бедный Матурин скорее поправился.

За сим, милый брат по Христу, я молю Бога, чтобы Он сохранил вас под своим святым и достойным покровительством, и прошу вас не забыть меня в святых молитвах ваших.

Вильгельм, аббат».

Франциск остановился, смущенный и побежденный. Таким образом, личность его вполне разъяснилась. Он был Матурин Гранже, в этом не было ни малейшего сомнения; а великий и властный Франциск Франции покоился теперь вечным сном. Внезапно другая мысль заставила его встревожиться.

– Скажите, отец мой, – сказал он, – что думает церковь о переселении человеческой души?

Аббат вовсе не изумился подобным вопросом. Он угадал мысли пленника.