Иезуит. Сикст V

— Хорошо, я повинуюсь, и передам вам все подробно, — начал Доминико. — Родился я в одном из многочисленных феодальных имений дома Монморанси. Семейство наше уже двести лет служит герцогам; мы всегда были верны до самоотвержения: несколько дней тому назад я готов был отдать жизнь за моих господ, как вдруг над моей головою разразилось несчастье. Я полюбил страстно молодую девушку Пьерину, она, как и я, была слугою герцогини, которая ее очень любила. Мы получили дозволение от господ и сочетались законным браком. Но вот мне, как раскаленным железом, обожгла мозг мысль, что кто-нибудь из семейства герцога может воспользоваться над моей женою феодальным правом. Но вскоре я утешился тем, что моя верная служба господам, с самых детских лет, избавит меня от позора, которому подвергаются все остальные слуги; более всего я рассчитывал на покровительство герцогини, но мой расчет оказался неверным. Раз здесь, в Париже, я шел, чтобы занять караул на башне и, встретив Черного Конрада, нашего главного прево[35], услышал от него такой вопрос: «Как здоровье твоей достойной супруги?» — спросил он с демонической улыбкой. Я взбесился и просил оставить в покое меня и мою жену. Прево расхохотался и прибавил: «Представь себе, твоя невинная жена полагает, что ты на карауле, воротись к ней, сделай ей сюрприз, я пока займу твой пост». Все это было мне сказано с такой уверенностью, что я ни минуты не сомневался в истине и тотчас же воротился домой. Я хотел отворить дверь, но она была заперта. Я стал стучать сильнее. Вдруг дверь отворилась, и на пороге моей комнаты появился молодой Монморанси. Как я его не убил — до сих пор понять не могу. Весь мой гнев был обращен на жену, но она в слезах валялась у моих ног, уверяя меня, что уступила только силе, и страшилась навлечь на мою голову гнев господина. Что было делать мне? На этот раз я простил. Вскоре, однако, я мог убедиться, что не страх гнева господина толкал мою жену на этот путь, а женское тщеславие, и когда я стал укорять Пьерину, она имела наглость заявить мне, что не хочет знать моего запрещения, потому что любит герцога и будет принадлежать ему. Взбешенный таким ответом, я ударил жену в присутствии ее любовника.

Доминико остановился, он сильно волновался, передавая историю своего несчастья.

— Ну а потом? Тем и кончилось? — спросил один из замаскированных.

— Вы плохо знаете наших господ, — отвечал Доминико. — Час спустя, когда я блуждал по коридорам дворца, обдумывая, как мне поступить: просить ли справедливости у старого герцога или моими собственными руками учинить расправу, — двое драгун, сопровождаемые Черным Конрадом, накинулись на меня, заковали в цепи и бросили в одну из тех ужасных могил, где умирает медленной смертью враг Монморанси. Меня цепью приковали к стене и со смехом объявили мне, что я должен умереть в этой зловонной яме.

— Ужасно! — воскликнул кто-то из присутствующих.

— Да, мои страдания невообразимы, — продолжал Доминико. — Вот тогда-то я и поклялся отомстить, если освобожусь, хотя бы мне пришлось продать душу мою дьяволу.

— Но ты вышел, надеюсь, не при помощи черта? — спросил один из замаскированных.

— Старый герцог освободил меня! Ему не понравилось, что сынок стал распоряжаться в его дворце. Но вот что важно: меня заставили просить прощения у любовника моей жены. Чтобы не околеть в этом ужасном колодце, куда меня бросили, я вынужден был кротко перенести и этот позор. На коленях, глотая слезы, я прикасался губами к руке моего оскорбителя, едва сдерживая желание растерзать его в клочья!

Доминико замолчал. Очевидно, последнее оскорбление терзало его душу еще более, чем предыдущие.

— Как тебе удалось скрыть свою ненависть?

— Как! Чувство мести поддерживало меня, мне удалось всех обмануть моей покорностью. Были минуты, когда я ногтями раздирал свою грудь, и несмотря на это на губах моих играла улыбка покорности. О герцог де Монморанси, как счастлив буду я в ту минуту, когда тысячу раз вонжу мой кинжал в твое сердце!

Доминико выпрямился во весь рост, сжал кулаки и поднял руки, будто в самом деле перед ним стоял его ненавистный враг. В его глазах и лице горел огонь ярости человека, угнетенного долгим рабством и освободившегося для того, чтобы отмстить. Снова настало молчание.

— Итак, Доминико?.. — спросил один из замаскированных.

— Да, я пришел сюда только для этого.

— А что ты можешь дать нам за то, что мы будем содействовать исполнению твоего желания?

— А что же вам может дать бедный слуга? У него ничего нет, кроме жизни, — возьмите ее.

— Жизнь твоя и без того нам принадлежит с тех пор, как ты проник в это подземелье. Мы спрашиваем тебя, какими услугами отблагодаришь ты нас, если мы предоставим тебе средства отомстить Монморанси?

— Я буду сообщать вам все, что творится во дворце Монморанси, — в этом клянусь вам!

— Но после того как ты провинился, молодой герцог едва ли будет доверять тебе?