Иезуитский крест Великого Петра

Слуги подавали изысканные блюда. Играла лучшая в городе музыка.

Дюк де Лириа не выпускал из виду малейшего движения государя, не пропускал ни одного его слова. Он наблюдал за ним.

Трудно было сказать что-то решительное о характере 13-летнего царя, но можно было догадываться, что он будет вспыльчив, решителен и, может быть, жесток. Он не терпел вина, то есть не любил пить более надлежащего, и весьма щедр, так что его щедрость походила на расточительность. Хотя с приближенными к нему он обходился ласково, однако же не забывал своего высокого сана и не вдавался в слишком короткие связи. Он быстро понимал все, но был осмотрителен, любил свой народ и мало уважал другие. Словом, он мог бы быть со временем великим государем, если бы удалось ему поправить недостаток воспитания.

«Своей воли не доставало, а чужая не сдерживала», — подумалось посланнику. И еще мысль мелькнула у него: как бы ни была сильна власть у царя, но его юные годы давали фору сильным персонам.

Император так был доволен приемом, оказанным ему испанским посланником, что покинул его дом за полночь.

Через день в посольство явился придворный церемониймейстер Габихтшаль и передал приглашение Петра II прибыть во дворец на бал, даваемый в ознаменование счастливых родов герцогини Голштинской. Она подарила супругу сына.

Гости собрались в Грановитой палате.

Играла музыка, блистали нарядами дамы. Приглушенный говор наполнял палату.

Многих насторожило отсутствие на балу сестры государя. Прошел слух, она нездорова. Однако это казалось сомнительным, тем более, что накануне великая княжна провела вечер у герцогини курляндской.

Близкие же ко двору знали, дело объяснялось тем, что Наталья Алексеевна ревновала брата к тетке, Елизавете Петровне.

Император, не дождавшись сестры, открыл бал и поспешил пригласить на танец цесаревну Елизавету. Стройная, очаровательная, с удивительными голубыми глазами, всегда веселая Елизавета была душою общества молодых людей. Мастерица смешить всех, она всякий раз ловко представляла кого-нибудь, особенно герцога Голштинского.

Петр II был побежден ее красотою и ласками, не скрывал любви к ней даже в многолюдных собраниях. Боялись, чтоб она не завладела его сердцем совершенно и не сделалась императрицею. Впрочем, острый глаз царедворцев на сей привязанности строил свои расчеты.

(«Изо всего, что я видел, мог понять и наблюсти на сказанном придворном бале, позвольте мне вывести одно пророчество, — писал в очередной депеше дюк де Лириа. — Царь протанцовавши несколько минут, после трех контрадансов ушел из танцовальной залы в другую, где поужинал и уже более не танцовал; но принцесса и фаворит не пошли с Его Величеством и остались танцовать. Я заметил, что царь, стоя вдали от них, не сводил с них обоих глаз. Во время самих контрадансов я уже заметил, что Его Величество ревнует. И я имею данные заключить, что честолюбие этого фаворита достигло такой степени, что нужно опасаться, что он влюбится в эту принцессу; а если это случится, нельзя сомневаться в гибели этого фаворита. И я с своей стороны уверен, что Остерман разжигает эту любовь: я знаю, он ничем бы не был так доволен, как если бы они, удалившись от царя, отдались одна другому. Этим путем погибли бы он и она»).

Долгоруким важно было отдалить государя от великой княжны Натальи Алексеевны. Она искренне уважала Остермана, покровительствовала ему и ненавидимому всеми Левенвольде и это было достаточною причиною тайной к ней ненависти Долгоруких. «Князь Иван, — писал историк К. И. Арсеньев, — по внушению отца своего, отклонял Императора, под разными предлогами, от частых бесед его с сестрою, и тем усерднее старался усиливать в нем расположение к тетке, цесаревне Елизавете. Слабодушный Петр… предался ей со всем пылом молодости, являл ей торжественно свою преданность, ее только искал в собраниях, и безусловно следовал ее внушениям. Елизавета решительно отвратила сердце Государя от любимой прежде сестры его».

Немудрено, что Долгорукие обхаживали Елизавету. Не без их помощи, первейший ее любимец камергер граф Бутурлин (зять фельдмаршала М. М. Голицына), менее чем в полтора месяца получил нешуточные награды: александровскую ленту и затем генерал-майорский чин.

Впрочем, вскоре открылась тайна: князья Голицыны, руководимые одною мыслью оспорить первенство у князей Долгоруких, более и более являли раболепствия и преданности Елизавете, чрез нее стремясь добиться веса при императоре. Граф Бутурлин, по-родственному, употреблен был ими, как средство к достижению их цели. Чрез посредничество Елизаветы он сблизился и с самим государем, который начал ему оказывать столько же внимания и любви, как и князю Ивану Долгорукому.