Читаем If Nietzsche Were a Narwhal полностью

Но, возможно, для людей это будет чистый проигрыш именно благодаря нашей способности к языкам. В главе 2 мы рассмотрели способность человека к обману, которая ускоряется с появлением языка. Наша способность лгать и обманывать, убеждать и хитрить отчасти ответственна за все зло в этом мире. Способность к языкам может быть тем, что дает тиранам и лидерам их власть; вспомните, какое влияние оказали речи Гитлера (и труды Ницше) на подъем нацизма в Германии. И даже когда лидеры не отличаются особым красноречием, их слова передают идеи, которые двигают страны вперед к джингоистическим и геноцидным целям, приводящим к страданиям и смерти миллионов людей. Насколько язык ответственен за славные достижения нашего вида (например, культура, искусство, наука), настолько же он виноват в том, что способен сеять несчастья и разрушения. Без языка и основополагающих социально-когнитивных навыков, которые делают его возможным, мои цыплята вряд ли когда-нибудь массово объединятся, чтобы обрушить на мир дождь смерти в погоне за славой Великой куриной нации. Как и большинство человеческих когнитивных достижений, язык - это обоюдоострый меч, несущий столько же страданий, сколько и удовольствия. Были бы мы, как вид, счастливее без него? Вполне возможно. Было бы в мире столько же смертей и страданий, если бы люди оставались неязыковыми обезьянами? Скорее всего, нет. Язык может принести животному царству в целом больше страданий, чем удовольствия. Язык становится жертвой парадокса исключительности: он является высшим символом уникальности человеческого разума, и все же, несмотря на свою чудесность, он помог породить больше страданий для существ на этой планете (включая нас самих), чем удовольствия.

А как насчет наших способностей к науке и математике? Как и язык, наши математические способности уходят корнями глубоко в сознание всех животных. Пятнистые гиены умеют считать, сколько особей в конкурирующих группах гиен, что помогает им решить, стоит ли ввязываться в драку. Новорожденные гуппи умеют считать как минимум до трех, предпочитая присоединиться к группе из трех рыб, а не из двух, - удобный навык, когда речь идет о безопасности. Медоносные пчелы умеют считать количество ориентиров, над которыми они пролетают по пути из улья к источнику пищи, что помогает им найти дорогу обратно к аппетитному цветку, например, подсчитывая количество домов по пути. Но люди подняли эти математические способности на новый уровень. Уравнение поля Эйнштейна, объясняющее, как пространство-время искривляется под действием гравитации, возможно, уходит корнями в числовые способности, общие для гиен и медоносных пчел, но это сходство так же сильно, как сходство моей свечи с ароматом корицы с солнцем.

Наука работает на столь же сложном уровне. Это наша способность к причинно-следственным выводам на стероидах. Научный метод дает нам инструменты для проверки гипотез и выявления причинно-следственных связей, благодаря которым мы получили такие меняющие парадигму идеи, как теория зародышей или квантовая механика. Наша общая культура построена на науке и математике, и современный мир существует благодаря этим навыкам. И эти навыки просто не существуют у нечеловеческих животных ни в какой другой, кроме самой базовой форме.

Так приносят ли наука и математика ненормальное удовольствие нашему виду? Пожалуй, да. Хотя наука и математика принесли нам смерть и разрушения (например, атомные бомбы), они также ответственны за современную медицину и производство продуктов питания. Таким образом, в среднем мы наблюдаем всплеск удовольствия - как вид - благодаря ей. И этот всплеск может означать, что наша повседневная жизнь чуть менее наполнена страданиями, чем у других видов. Возможно, они тратят больше времени на поиски пищи и крова и борьбу с болезнями, чем ваш средний человек.

Но, с другой стороны, наука и математика принесли нам атомную бомбу и механизированные методы ведения сельского хозяйства, благодаря которым мы получили не только бананы в продуктовых магазинах, но и атмосферу, полную углерода. Так что не все так хорошо. Как и язык, это обоюдоострый меч. Возможно, сейчас среднестатистический человек живет лучше, чем 100 000 лет назад благодаря нашим техническим и научным открытиям, но сама планета (и обитающие на ней существа) живет гораздо хуже. Миллион видов, которым в настоящее время угрожает вымирание, получают гораздо меньше удовольствия, в основном благодаря поведению человека. И если мы вымрем к концу века (а вероятность этого составляет 9,5 %), то все эти чистые удовольствия окажутся напрасными. Наша способность к научному мышлению и математические способности - еще один фантастический пример парадокса исключительности: потрясающе и ужасно в равной степени.

 

Окончательный вердикт

Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука
Комментарии к материалистическому пониманию истории
Комментарии к материалистическому пониманию истории

Данная книга является критическим очерком марксизма и, в частности, материалистического понимания истории. Авторы считают материалистическое понимание истории одной из самых лучших парадигм социального познания за последние два столетия. Но вместе с тем они признают, что материалистическое понимание истории нуждается в существенных коррективах, как в плане отдельных элементов теории, так и в плане некоторых концептуальных положений. Марксизм как научная теория существует как минимум 150 лет. Для научной теории это изрядный срок. История науки убедительно показывает, что за это время любая теория либо оказывается опровергнутой, либо претерпевает ряд существенных переформулировок. Но странное дело, за всё время существования марксизма, он не претерпел изменений ни в целом и ни в своих частях. В итоге складывается крайне удручающая ситуация, когда ориентация на классический марксизм означает ориентацию на науку XIX века. Быть марксистом – значит быть отторгнутым от современной социальной науки. Это неприемлемо. Такая парадигма, как марксизм, достойна лучшего. Поэтому в тексте авторы поставили перед собой задачу адаптировать, сохраняя, естественно, при этом парадигмальную целостность теории, марксизм к современной науке.

Дмитрий Евгеньевич Краснянский , Сергей Никитович Чухлеб

Обществознание, социология