Игги Поп. Вскройся в кровь

Увлеченные блюзом подростки думали, что в клубе будут польщены их интересом. Вместо этого их встретили как явление забавное, но подозрительное. Один дядька даже угрожал физическим насилием, но, к счастью, три девицы заинтересовали его больше, чем Игги. Наконец появился Сэм Лэй, высокий, вежливый, одетый ради концерта в костюм с галстуком, и приютил их в своей гримерке, где анн-арборский квартет смог перевести дух. Он сочувственно выслушал их взволнованные признания насчет того, как это круто – услышать музыку в ее родном духовном доме. На следующий вечер, переночевав в заштатной гостинице у озера, четверка опять встретилась с Сэмом, и Игги окончательно завоевал доверие барабанщика и заручился его поддержкой. «Я его почти не знал, но уже был в нем уверен», – говорит Лэй. Через несколько телефонных звонков Сэм выяснил, что его бывшему харперу Биг Уолтеру Хортону нужен ударник, и пригласил Игги остановиться у себя.

У Сэма и Элизабет Лэй на Флорес была квартира с одной спальней, шестилетний сын Бобби спал на диване в гостиной. Начинающему блюзмену было отведено место на кухонном полу. Он был идеальным гостем, складывал свои немногочисленные пожитки как можно компактнее, вел себя скромно и очаровывал соседей, которые даже как-то радовались появившемуся на улице новому лицу.

К концу 1966 года существование рядового чикагского блюзмена стало менее рискованным благодаря таким личностям, как харпер Пол Баттерфилд, пробившийся в новые заведения для белых, где больше платили (например, “Big John” на Уэллс-стрит), и таким деятелям звукозаписывающей индустрии, как Боб Кёстер и Сэм Чартерс, которые представляли новой белой аудитории старых и новых блюзовых музыкантов. Уолтер Хортон и другие блюзмены обнаружили, что в клубах для белых можно заработать едва ли не вдвое больше. Кроме того, нанимая белых музыкантов, можно было сократить издержки – они хотели меньше денег. Хортон не потрудился даже прослушать молодого барабанщика – просто в машине по дороге на концерт продудел рифф на гармошке и предложил Игги подстучать. По словам Игги, дабы взбодрить нового музыканта, Хортон вынул ножик и спросил, уверен ли он, что сможет держать ритм. «Слушай, старик, – невозмутимо отвечал Игги, – я могу все то же, что и ты, оставь меня в покое».

В последующие недели Игги не раз играл с Хортоном, плюс Дж. Б. Хутто, – ранее неизвестным слайд-гитаристом, который засветился на альбоме Чартерса, – и Джеймсом Коттоном, дружелюбным, симпатичным гармошечником, который в юные годы играл с Хаулин Вулфом и сейчас переживал скромное возрождение карьеры благодаря новой чикагской белой публике. Через Вивьен Шевитц Игги нашел покровителя в лице Боба Кёстера, который издавал на своем лейбле Delmark новых вестсайдских блюзменов, явно наслушавшихся соула, вроде Бадди Гая и Мэджик Сэма. Кёстер водил по городу многих блюзовых фанатов, в том числе Майкла и Дэна Эрлуайнов, он был фигурой известной и уважаемой, воспитал целое поколение будущих боссов звукозаписывающих компаний, поддерживал многих музыкантов, в том числе Биг Джо Уильямса, блюзмена из Дельты с дурным характером, который зажал ключ от подвала пластиночной лавки Кёстера “Record Mart”. Уильямс играл на казу, гармошке и девятиструнной гитаре, прикрепляя к комбику металлические пластины или пивные банки для загрязнения звука. Когда ему лень было забираться к себе на третий этаж в том же здании, Уильямс укладывался в подвале, и Кёстер вместе с работниками и покупателями вынужден был ждать, пока он проснется и отопрет.

В подвале “Record Mart” зависали многие работники компании и блюзовые фанаты, в том числе Игги. Бескорыстный энтузиазм юноши покорил главу рекорд-компании, он помог ему устроиться барабанщиком к Дж. Б. Хутто и иногда кормил в кафе за углом. В этом кафе он познакомил его с отчисленным из Уэйнского государственного университета любителем блюза Джоном Синклером, который был настолько впечатлен «худым и каким-то потрепанным рок-парнишкой», что отметил для себя его имя. «Он не был ни наглым, ни нахальным. Он был интересным».

Сегодня Кёстер отзывается о своем юном протеже иначе: «Он был эгоистичен. Говорил о Митче Райдере: дескать, если попадет в верхнюю пятерку чартов, надо к нему присоединиться. Позже я случайно, оговорившись, назвал его Иго[5]. Что было правильно».