Иггинс и К°

– Иггинс ничего не скажет. Мы вправе выбирать себе сотрудников по вкусу. Достаточно будет, если я порекомендую ему тебя. Сам будешь вести какое захочешь дело. Согласен? Нет.

– Рассказывай! Давай адрес. При первом же интересном деле я вызову тебя.

– Я не приду.

Он окинул меня ироническим взглядом.

– Придешь.

2. Преступление

Два дня спустя я проходил мимо редакции газеты «Время». Собралась уже довольно значительная толпа. Люди смотрели на появившегося в окне первого этажа рослого парня в синем пиджаке. Окунув кисть в ведерко с белой жидкостью, он писал на стекле последние новости.

У парня был очень важный вид, какой он всегда напускал на себя, когда ему предстояло написать особо сенсационное сообщение. Кисть свою он чистил долго и тщательно. Наконец начал писать:

«Сенатор Эсташ Пуаврье…»

Слез с табуретки, взял тряпку, встал снова на табуретку и тщательно стер все, что написал. Толпа заворчала.

– Послушай-ка, старина, ты что, писать разучился? – крикнул какой-то мальчишка.

Парень продолжал тереть стекло тряпкой. Затем взял кисть и стал медленно выводить: «Сенатор Эсташ Пуаврье…»

– Дальше! – закричал мальчишка.

Парень, делая вид, что не слышит, тщательно округлял хвостики у букв, поправил букву «П», обмакнул кисть и продолжал:

«…был найден мертвым с перерезанным горлом…»

Снова остановился, наклонил голову, окинул взглядом свое произведение, опять подправил какую-то букву. Толпа не протестовала. Убит! Пуаврье убит! Все знали, что Пуаврье – бывший министр иностранных дел, сенатор от департамента Сены, член Академии моральных и политических наук. Кто убил его? Политическое убийство? Убийство на личной почве?

Парень продолжал писать:

«…в своей вилле „Виши“ в Рэнси. У его дочери, мадам де Шан, прострелена голова. Предполагается двойное самоубийство»…

Двойное самоубийство! Толпа зароптала. Еще одно дело постараются замять, потому что убитый занимал слишком видное положение. Легко сказать: самоубийство! Но какого черта сенатору Пуаврье кончать жизнь самоубийством?

«…В холле найден оглушенный слуга. Его состояние не внушает опасений. Мадам де Шан еще дышит».

Толпа пришла в неописуемое возбуждение. Быть может, полиции не удалось бы разогнать зевак, но внезапно отворились двери типографии и на улицу устремилась целая армия орущих газетчиков:

– «Время!» Драма в Рэнси! Последние известия! «Время!»

В мгновение ока газеты раскупили, а я, завернув в арку соседнего дома, торопливо пробежал глазами короткую заметку. Перевернув страницу, я увидел объявление: «Иггинс и K°» выяснит, в чем дело. Иггинс видел труп неизвестного».

Я помчался домой. Меня ожидала телеграмма от Поля Дальтона: «Приезжай. Дело Пуаврье. Дальтон».

3. Три пули

Поль Дальтон жил на улице Асса. Такси довезло меня до него за двадцать минут. Был час, когда улицы запружены, точно победоносной армией, и целые батальоны их сталкиваются и мешают друг другу. Шофер поминутно резко останавливался, и каждый раз я выглядывал, желая узнать, в чем дело. И каждый раз видел человека, клеящего афиши, огромные красные афиши с белыми буквами:

«Иггинс и K°» выяснит, в чем дело. «Иггинс и K°» знает все»

Они были всюду: на строящемся доме, на решетке сада, на стенах казарм, на фонарных столбах. Прохожие останавливались, смотрели и удивлялись. Многие уже читали экстренный выпуск газеты и заметили загадочное объявление. Пуаврье был убит, и вот «Иггинс и K°» – никто не Знал, кто это, – обещает сказать, почему.

Даже мой шофер проворчал, когда я вышел из такси у дома Поля Дальтона:

– Кто расклеивает все эти афиши? Что это значит?

Я не знал. Тогда шофер сообщил мне, что полиция должна была бы запретить подобное. Но я уже звонил у двери.

Слуга, открывший мне, окинул меня быстрым взглядом. Он был причесан, как полагается слуге, одет, как полагается слуге, но умное лицо и проницательные серые глаза выдавали в нем человека гордого и независимого.

– Господин Валлорб? Входите. Вас ждут. Поль Дальтон, сидя в кресле, курил сигару.

– Кто этот слуга? – спросил я, поздоровавшись. – Он знает меня, хотя никогда не видел.

– Кто? Казимир? Тсс… Он подслушивает у дверей. Он всегда подслушивает. Совершенно неважно, кто он и почему знает твое имя. Ты-то явился сюда в качестве друга или…

– Второе.

– Хорошо. Садись и возьми сигару. Откуда ты?

– С бульвара.

– Читал «Время»?

– Да.

– Хорошо. В таком случае ты не знаешь ничего, кроме того, что убиты сенатор и неизвестный и что дочь сенатора умирает.

– Неизвестный? Но ведь в холле найден слуга?

– Репортеры еще не знают всех подробностей об этом таинственном преступлении.

– Таинственном? Но полиция расспросит слугу, и он…

– Ничего не скажет, потому что ничего не знает. Но сперва я поделюсь с тобой имеющимися у меня сведениями.

– Сведениями?