– Да, – кивнул Иггинс, выколачивая трубку. – Жак Данблез в скверном положении. Может случиться, что он потеряет голову, прежде чем что-нибудь будет доказано. Но пока есть хоть капля надежды помочь ему, нужно обратиться к Жаклин Дюбуа.
– Но почему вы сразу не обратились к ней?
– Жаклин Дюбуа чуть с ума не сошла от страха, когда узнала об аресте Жака Данблеза, – сказал Дальтон. – Она очень боится, что ее имя будет скомпрометировано, и мечтает только об одном: чтобы ее оставили в покое. Обратись мы к ней сразу, эта женщина ничего бы нам не сказала.
– И вот еще что, – добавил Иггинс. – Три месяца назад Жаклин Дюбуа порвала с Жаком Данблезом. Тогда он отослал ей ее письма и фотографии. Почему они расстались, я не знаю.
– Потому что Данблез полюбил мадемуазель де Шан.
– Возможно. После разрыва она сошлась с неким Ривейро Бодальво, румыном, довольно подозрительной личностью.
– И?..
– И Жаклин Дюбуа вовсе не хочет, чтобы ее жизнь стала предметом пересудов. Если бы она нас плохо приняла, не беда. Но если бы она обманула нас – было бы куда хуже.
– Она бы ничего не сказала, – повторил Дальтон. – Теперь положение изменилось. Жака Данблеза считают безусловно виновным, а о ней газеты почти не упоминали. Теперь Жаклин Дюбуа, может быть, заговорит.
– А что она знает? – спросил я.
– Хотя бы то, каким образом их переписка с Жаком Данблезом попала к сенатору, – ответил Иггинс. – Следователю Жаклин Дюбуа сказала, что письма украдены ее слугой.
– Он это подтвердил?
– Его не нашли, он сбежал. Мы помолчали.
– А если Жаклин Дюбуа откажется встречаться с нами? – спросил я Иггинса.
– Нужно сделать так, чтобы не отказалась. Дальтон о чем-то думал.
– Она примет нас! – воскликнул он через минуту.
– Каким образом?
– Послезавтра мы будем обедать с ней.
– Прекрасно, – согласился Иггинс.
Обед в «Серебряной груше»
В назначенный день нам предстояло обедать с Жаклин Дюбуа. Я не сомневался в Дальтоне, но мне любопытно было проследить, как он добился ее согласия встретиться с нами. Я знал, что актриса ведет довольно замкнутый образ жизни. К тому же Ривейро Бодальво следил за ней, то ли ревнуя, то ли чего-то боясь.
Было пять часов вечера. Я дожидался Поля у него в кабинете, на всякий случай надев смокинг, а напротив меня в одном из кресел дремал Ренэ Данблез во фраке, надушенный, в золотых очках вместо обычных безобразных стальных, с жемчужной булавкой в галстуке.
На следующий день после посещения дома де Лиманду старик заболел. По словам слуги, у него был сильный приступ ревматизма, продержавший его в постели двое суток.
Несколько дней назад Данблез появился у Поля, по-прежнему ворчливый и недовольный. Он обвинил нас в бездеятельности, заявив, что мы не сыщики, а жулики, потому что, имея столько времени и столько денег, мы еще не добились освобождения Жака Данблеза. Иггинс не остался в долгу, напомнив, что его сына, по всей вероятности, приговорят к смерти, и что он, Иггинс, в настоящее время не видит никакой возможности спасти ему жизнь. Данблез сразу сник и с тех пор мрачно молчал.
В последний момент Дальтону пришла мысль пригласить его на встречу с Жаклин Дюбуа.
– Быть может, – сказал Поль, – старик знает о сыне что-нибудь такое, чего не знаем мы. Мы представим его богачом. Он, должно быть, будет великолепен во фраке. Я думаю, эту роль он сыграть сумеет. Во всяком случае, его присутствие не помешает. Я поговорю с ним.
Последовали длинные переговоры, и Данблез согласился. Иггинс придумал нам имена: Данблез становился миллионером Федором Дановым, а я – доном Антонио Маргезом.
– Я – Вильям Бэлл из Нового Орлеана, – заявил Дальтон. – Только нужно загримироваться. В газетах слишком часто печатали мою физиономию.
– Но приглашение-то принято? – поинтересовался я.
– Завтра в пять часов. Не сомневайся. И вот мы ждали, не сомневаясь.
Данблез дремал, а я читал последний номер «Времени», точнее, перечитывал. Понятно, перечитывал я столбец, посвященный интересующим нас преступлениям. Увы! Как и все на земле преходяще, так проходил интерес газеты к этому делу.
Прежде оно занимало полторы страницы, затем страницу, полстраницы, два столбца, один столбец, несколько строк. В каждом номере, как было объявлено, печаталось сообщение Иггинса и K°. Только настоящее сообщение содержало – как и несколько предыдущих – одну фразу: «Ничего нового, следствие продолжается».
Пока что дело Данблеза было назначено к слушанию на ближайшую сессию окружного суда департамента Сены. Дело по обвинению в четырех убийствах.
Пока я читал газеты, кто-то открыл дверь и вошел. Я вздрогнул, увидев незнакомца, но затем узнал Дальтона, несмотря на пышную черную бороду. Да, грим был превосходен. Жаклин Дюбуа ни за что не узнает в этом человеке Поля Дальтона.
– Поразительно, дорогой Бэлл! – соблаговолил изречь из своего кресла Данблез.
– В путь! – скомандовал Дальтон. – В восемь обедаем в кабачке «Серебряная груша» на улице Сантье. Нас пригласил мой старый приятель Роберт Дартинг. Я знаю его уже пятнадцать лет.
– Он в курсе дела?